Музыкальный приворот. На волнах оригами
Шрифт:
Пока они препирались, я налила себе ароматный свежесваренный кофе, заодно разлив его по кружкам отца и дяди. И вышла на балкон, с высоты глядя на просыпающийся город. Настроение было потрясающим, и перед глазами стоял, как бы глупо это ни казалось, образ Антона.
Я общалась с ним несколько месяцев, но, кажется, только сейчас начала открывать его заново. Нет, по-настоящему узнавать его. И потому во мне жило предвкушение.
Его игра еще не забылась, и до сих пор мне было и больно, и обидно, но я дала Антону шанс
И я верила в него.
Как мне нравится наша гордость. Отполирую-ка я ее до блеска, чтобы ярче сияла!
– Анэ! Твой телефон меня достал! – послышался сонный голос Нелли.
Я обернулась – позади стояла взлохмаченная сестра в пижаме и держала мой мобильник.
– Пиликает и пиликает, – пожаловалась Нелька, сунула телефон мне в руку и с ворчанием удалилась досыпать.
Я посмотрела на экран: куча сообщений от Нинки, с неизвестного номера и от того, кто заставлял мое сердце биться сильнее.
Сообщения подруги открылись первыми.
«Я скоро сдохну от скуки! Здесь нет даже на четверть нормальных мужиков. Ощущаю себя единственным человеком среди тюленей, оленей и поленьев», – жаловалась она, как всегда, весьма заковыристо обзывая других людей.
«А ты там спишь, Катька, да? Надеюсь, одна, ха-ха-ха», – гласило второе сообщение, в котором стояла куча дьявольских смайликов.
«Если что, я неплохо умею обращаться с секаторами!» – воинственность третьего просто зашкаливала.
«Смотри, какие мы с Иркой сделали снимки. Я даже в роли чудовища идеальна!» – хвасталась в четвертом она.
«Почему ты мне не отвечаешь! Подруге скучно, а ты спишь!» – гневалась подруга. На меня уставился с десяток злобных красных рожиц.
Нинка прислала много фото. Золотистый песок и голубые волны, раскинувшиеся под бездонным небом, казались такими притягательными, что я немедленно захотела на море, под солнце, дышать соленым воздухом, плавать и загорать. Обгоревшей Нинке, впрочем, все эти прелести изрядно приелись. Если на первых снимках не обгоревшая еще Нинка позировала в волнах и на песке в лучших традициях женских типичных фото, то на вторых, где она была красная, как рак, начался откровенный стеб.
Подруга принялась пародировать типичные мужские фотографии: демонстрировала несуществующие бицепсы и трицепсы, грозно смотрелась в зеркало, приподняв майку так, чтобы видно было пресс, позировала в баре, капая слюной на алкоголь, строила грозные рожи в лифте, с независимым видом терлась около чужих тачек, многозначительно потирая подбородок. Нашла даже где-то накладные мексиканские усы и очки без линз и с многозначительным видом поглядывала на камеру телефона, пытаясь выглядеть брутальной.
Но
Посмеявшись над фото, я написала большое сообщение подруге, а в ответ получила лишь:
«Спасибо, что разбудила! Я сплю, позвоню завтра».
В этом вся Нинка: будить других – всегда пожалуйста, а вот ее – нельзя.
Но эти слабости я подруге прощала.
Таких, как Журавль, либо принимают с их достоинствами и недостатками, либо не принимают вовсе.
Я принимала.
Следующим было сообщение от Антона, который проснулся еще раньше, чем я. Или вовсе не спал?
«С добрым утром, моя девочка, – писал он. – Сегодня я заеду за тобой в десять. Отказы не принимаются. Надеюсь, к этому времени проснешься».
В этом сообщении причудливо сочетались Антон и Кей – что-то новенькое. И очень интересное.
Я улыбнулась сама себе.
«Доброе, Антош. А если ты приедешь, и меня опять не будет?:)» – не удержалась я от шпильки.
«Думаешь, не отыщу тебя вновь?» – тотчас спросил он, и я почти как наяву увидела его лицо, иронично улыбающееся.
«Ты так в себе уверен…)»
«Это не моя уверенность», – прислал он почти мгновенно сообщение.
«А чья же?» – поинтересовалась я.
«Одной сумасшедшей стервы по имени Любовь», – отвечал Антон.
Мне любовь казалась чем-то трепетным, нежным, манящим – как бархатные облака, тронутые теперь позолотой и присыпанные по воздушным краям розовой пудрой.
А для него любовь была волной – накрывающей с головой, сбивающей с ног, ярой.
Только вот волны – рабы Луны. Сейчас на берегу Антона сизигийский прилив. Но если начнется отлив, что мне делать?
Или это лишь мои подозрения?
«Здорово же ты говоришь о своих чувствах!» – написала я парню.
«Любовь – это сумасшествие, Катя. Жди», – был краток он.
Я послала несколько разноцветных сердечек и долго провожала взглядом рассвет, а после вернулась в пустую уже кухню: Томас и Алексей соизволили разойтись по комнатам.
Следом за мной туда притопал и Эдгар, с мешками под глазами, всклокоченными волосами, но весьма довольный. Он разговаривал по телефону, не замечая меня, стоящую у плиты с туркой. Беседа его была крайне забавной.