Музыкант и модель

Поплавская Полина

Извини, дорогой Тони, я не могла не испортить твой праздник… Ты истратил столько денег на ужин в честь новоселья. Но лучше уж я останусь жить в своей крохотной квартирке, чем разделю с тобой набитые безвкусной мебелью и измеренные твоими медвежьими шагами апартаменты! «Все это так дешево!» – признался он с гордостью. Да, и я тоже. Я тоже слишком дешево досталась тебе. Я с удовольствием смотрела бы на твою хозяйственную суету сквозь окно, даже наслаждалась бы видом своего обожателя в тапочках и пестрых шортах, но быть рядом – ни за что. Если не с Дэвидом, то одна. Подумать только, Тони собирается целыми днями мельтешить у меня

перед глазами, вытесняя из памяти самое ценное, самое легкое, то, что и без того так просто потерять.

Не хочу писать о том, как отвратительна эта тяжелая кровать, она давила на меня своим видом, а когда Тони попытался уложить меня на нее, я… Я не помню, что произошло, но со мной случилась истерика. Не хочется об этом вспоминать, поэтому и писать не буду. Откуда только берется в интеллигентном человеке такая животная необузданность? Куда исчезает порой его понятливость?

Он ужасно расстроился. Мы молча ужинали и пили вино. Хорошо, что он не стал расспрашивать меня ни о чем. Потом я ушла, сказав, что мне нужно подумать. Он теперь грустен, может, еще более, чем я. Но что я могу поделать, чем я могу помочь ему? У меня только начали расти крылья, а мне уже приготовили клетку.

28 мая

Мы, люди, будто сговорились мучить друг друга. Дэвид – меня, я – Тони, Тони – еще кого-нибудь, возможно, какую-нибудь юную сестричку из госпиталя. Почему все так несправедливо и все в результате несчастны? Или мы не хотим мириться с той долей, которую заслуживаем? Антонио – то, что навязывает мне Провидение, а я старательно отбиваюсь. «Ну и ладно, – отвечают мне сверху, – не хочешь это, не получишь ничего».

10 июня

Я дурно поступила с Тони. Он ни в чем не виноват. Если я сделаю ему больно, эта боль вернется ко мне бумерангом. Тони вполне заслуживает любви… Я должна объясниться с ним. Мне тяжело, но я набираю номер его новой квартиры.

Не отвечает. Сегодня выходной, он не выходит из дома без надобности. Все его надобности – прогулки со мной. Позвоню по прежнему телефону. Нужно доводить начатое до конца, чтобы наступило спокойствие. Я хочу спокойствия в отношениях с Тони. Спокойствия, перерастающего в полную тишину, в полное отсутствие чего бы то ни было.

Я сделала это! Позвонила, договорилась встретиться. Думала – в последний раз, а теперь даже жалко. Какой он хороший, он не смог жить там без меня. Он спросил, разлюбила ли я его, а я сказала, что переживаю трудный период, что мои чувства притупились. Было почти слышно, как он задышал спокойнее. Мы с Тони похожи: до последнего не теряем надежды. И мне, и ему давно пора поставить крест на своей любви, а мы барахтаемся, как рыбы на песке. В моей жизни еще не было такого умопомрачения. Если сказать Кармеле, что я бросаю живого, настоящего, заботливого человека ради какой-то романтической влюбленности, абсолютно безнадежной, она засмеет меня. Я уже слышу голос Кармелы, ее саркастические интонации. Она обвинила бы меня в том, что я несовременна… Но теперь уже все равно, сейчас мне предстоит идти разбираться с Тони.

Господи, что я наделала? Одно дело – переживать в себе, другое – открыться. Нет, я не сказала, что люблю другого. Какое это имеет значение! Я сказала всего лишь, что свадьбы не будет. Ничего

рокового, по-моему, но он представлял себе наши отношения такими чистыми, такими идеальными, и вдруг – болезнь, опухоль, которую не вырежешь скальпелем. Как ему трудно ориентироваться во всем, что нематериально, чего нельзя пощупать! Он теряется, становится беспомощным, а я, как назло, люблю его таким. Я люблю несчастного Тони, как любят собак и кошек, как любят больных, выживших из ума родственников, как любят свои детские игрушки. Ему не нужна такая любовь… Каждому человеку нужно, чтобы его любили полноценно. А я не могу ему дать счастья, того тихого семейного счастья, о котором он мечтает.

Я целовала его, словно вымаливала у него прощение. Только ему несладко от моих поцелуев, не такие поцелуи нужны ему. Мне холодно и хочется прижаться хоть к кому-нибудь. Я сидела бы с Тони плечом к плечу, если бы он не претендовал на большее, я грелась бы его теплом, а он – моим. Кто определил, какими должны быть отношения между мужчиной и женщиной? Кому это нужно, чтобы люди сравнивали свои будни с эталоном счастья и страдали оттого, что они не совпадают?

17 июня

Лечу в Лондон. Это решение пришло ко мне внезапно и само собой. В это трудно поверить, но до вылета осталось менее часа, я уже в Барахасе и счастлива безумно. Мне кажется, что на этот раз я собралась совсем не в тот Лондон, в котором бывала каждое лето, что существует два Лондона: город моего рождения, моего отца и моих каникул – и тот город, в котором живет он. Я лечу во второй.

* * *

«Сверху эта страна похожа на грядку», – подумала Люсия, сдерживая волнение бессмысленной суетой: она то смотрелась в зеркальце, то изучала извивы облаков, пытаясь выразить сумбур, царивший в ее голове, длинными, правильными фразами. Но она непременно застревала на каком-нибудь одном словосочетании и бессмысленно повторяла его, в то время как непослушные мысли стремились вернуться туда, где скрывалась причина ее частого сердцебиения. А вдруг он придет встретить кого-нибудь в Гэтвик и я тут же увижу его?

Знакомый с детства вид Лондонского аэропорта был неподходящей рамой для картины непредвиденной встречи с Дэвидом. Все прозаично и по-семейному трогательно: еще несколько метров вниз по эскалатору, и она сможет обнять Филиппа.

– Папочка, привет!

– Привет, родная.

Несколько лет назад Люсия в одну секунду поняла, что повзрослела: по приезде в Лондон она не смогла броситься отцу на шею, скрестив ноги у него за спиной. Что-то, успевшее за год родиться и окрепнуть в ней, не позволило этого сделать. С тех пор каждый год, видя отца среди встречающих, она вспоминала о том, что детство прошло. Целовала Филиппа в щеку и с грустью замечала: он опять немного постарел.

Англия принимала гостей, как всегда, не особенно приветливо: порывистый ветер испытывал приезжих на стойкость. Но на этот раз островная прохлада пришлась ей по вкусу. Она напоминала девушке о ночи, проведенной в горах.

– Ты устала, мне кажется. Может, кофе с дороги? Как Израиль? – Филипп взял сумку, удивившись тому, какая она на этот раз маленькая. – Надеюсь, ты к нам не на пару дней?

– Как получится. Очень рада тебя видеть. – Она остановилась, посмотрела на отца, поцеловала его еще раз. – Кофе – с удовольствием.