Музыкант
Шрифт:
Лебеди друг за другом исчезали под самолетом, и последний, как показалось молодому человеку, прощаясь, поднял голову вверх.
– Да уж… – философски подытожил Кастро. – Не люблю речную птицу. Все та же тина… Это из-за рыбы, которую они жрут… Такую дрянь стараюсь не есть, ну разве что сильно припечет. А голоса какие противные! И шипят, как гадюки…
«Лебеди, самые прекрасные творения на земле», – печально улыбнулся Саня.
– Дурак ты, – прохрипело в ответ. – Ты голую бабу вблизи когда-нибудь видел?
«Лебеди
– Понятно, глупо спорить. Поживешь с мое – поговорим.
– Скажите, господин Фидель, или как вас там… – произнесла Рита, – а сколько вам лет?
Ответом было:
– Много, много, милая, не строй планов, я старый для тебя. Ты хочешь спать? – обратился к Сане.
Пилот потряс головой, посмотрел на солнце и зажмурился от яркого света.
«Да, глаза слипаются».
– Через пять часов будем заправляться. Там отдохнем, выспишься.
«А вы не хотите?»
– Нет.
– Я очень хочу, – призналась девушка, – и не могу. Наверное, только с тобой получится. Это ужасно, ужасно!!! А если со мной что-то случится?! Я что, теперь всегда буду давиться вареной морковкой, пресным рисом, всего бояться, спать по расписанию и писать стоя?! Какой кошмар! А от нас точно отстанут, когда мы избавимся от этой… виолончели?
– Н-н-н…
– А может, профессор за пару дней все починит? Скажи, как тебя – латинос, чегевара, мы когда вернемся? И почему нельзя по-быстрому туда и обратно на этом самолете?
– Быстро, быстро…Не скули, крошка. За неделю управимся. Насчет латиноса – давай объясню. Я родился в Европе. Мой папа американец, мама украинка, дедушки с бабушками были гражданами Австралии и Франции. Это я так… для внесения некоторой ясности… Теперь поверь, милая моя, драгоценная, я и сам тороплюсь, но ведь эту развалину заправлять надо. Понимаешь? Перед Туркменистаном, на самой границе и потом по пути. Есть у меня пара нычек, лет пять назад под минометным огнем зарывал – как чувствовал, что пригодятся. До Индии дотянем, а там… Пролетим сколько сможем, пониже как-нибудь, но если нас заметят, если засекут, то все – конец.
На подлете к границе погода испортилась. Высоко слева и справа засверкали молнии, полил дождь. Внизу все стало одноцветным, серым, а вскоре земля совсем пропала из виду. «Кукурузник» заволокло туманом. Саня бессмысленно пялился на датчики, покорно выполнял редкие указания Кубинца. А по большому счету, следить за приборами так пристально не было нужды. Саня мог спокойно рассматривать капли, скользящие по запотевшим стеклам, увлечься брызгами, отлетавшими от пропеллера, любоваться туманом с его бесчисленными серо-голубыми оттенками. Кубинец требовал выполнения двух условий: не спать и не терять из виду панель приборов.
К обеду прояснилось. В дымчато-серых клубах стали появляться
– Как красиво! – не в силах сдержать восторга вскрикнул молодой человек.
Кастро, недовольно крякнув, выругался:
– Проклятье! Мы отклонились от курса! Можем не дотянуть.
– А я плавать не умею, – испуганно произнесла Рита.
«Посмотрите, как это здорово! Какая манящая перламутровая синь. Вот бы спуститься, черкануть рукой и метнуться в глубину тени, брызнуть в стороны стаи рыб. А мы нырнем, погоним косяки дельфинов, выпрыгнем за ними из толщи моря, воспарим прямо в небо и снова окунемся в синеву волн…»
– Вряд ли мы потом выпрыгнем, – остановил Саню Кубинец. – А вот нырнуть можем. Давай левее… Посмотри на датчик, баки пустые.
«К черту баки! – радовался Саня. – Мы птицы, мы альбатросы!..»
– Слава Богу, – выдохнул Кубинец, – земля. Мы не так уж и заблудились. Давай еще левее, потянем вдоль берега.
Саня крутанул штурвал, самолет дал крен. Приближался волнительный момент посадки.
«Вот бы навсегда остаться с облаками, – подумал он мечтательно. – Пусть бы другие били о камни и песок свои ноги. А у нас есть крылья! Птицы ласкают нежными перьями небо, и оно улыбается. А земля… Земля гудит от топота ног, стонет под тяжестью грузных тел».
– Тебе что, совсем не страшно? – удивилась Рита. – Поглядите только, еще и философствует. Даже мне страшно. А ты?! Да ты пауков боишься, от визга машин вздрагиваешь. Ты в подъезд не войдешь, если в нем света нет… А тут не боится. С чего бы это?
«У вас обо мне сложилось какое-то неправильное мнение, – возразил Саня и вдруг спросил удивленно: – Скажите, а про пауков откуда вы… А про подъезд кто рассказал?»
Рита поняла, что проговорилась, и испугалась. Ей сейчас меньше всего хотелось, чтобы он узнал, как она интересовалась им, расспрашивала знакомых, подглядывала за ним на лекциях.
– Что, угадала, да? – произнесла она с показной презрительностью.
Самолет вдруг затрясся, мотор забулькал, винт несколько раз заклинило. На секунду он замер, потом начал крутиться и снова, вдруг будто наткнувшись на что-то, остановился. Двигатель заглох.
– Как это?! – крикнул Саня. – Почему?
– Черт те что! – выругался Кастро.
– Что делать?! – продолжал кричать молодой человек. Он вдруг побледнел, руки побелели и даже ногти на пальцах. – Мы разобьемся! Мы разобьемся! Не молчите, что делать? Надо же что-то делать.