Мы - до нас
Шрифт:
– Сначала крест пусть свой покажет!
– Он хуже, чем последний тать!
– Не ты – так Бог его накажет!
Мономах переводит глаза с одного кричащего на другого, услышав последние слова, отшатывается, словно они были адресованы ему и, опуская голову, уходит в свои мысли…
Тиун
(Мономаху – с одной стороны):
– Не слушай, князь, ты больше их -
Язык народа слишком
Летописец
(с другой):
– Как станешь ты судить других
За то, в чем сам теперь повинен?
Тиун
(указывая на ответчика):
– Тут дело ясное: он – вор!
Кончаем с этим – и к иному!
Мономах привстает, чтобы огласить свое решение.
Летописец:
– Ну, и какой твой приговор
За тот же самый грех – другому?
Мономах снова тяжело опускается на трон.
Тиун
(народу):
– Не спал наш князь совсем три ночи,
И вот, как видно, занемог…
Народ:
– Да, вид усталый!
– Потемнели очи!
Мономах
(подзывая Изяслава):
– Я сына попрошу, чтоб мне помог…
(народу)
Он мелкие дела вам все управит
Не здесь, а на пороге, у крыльца…
Надеюсь, снисхождение проявит…
(сыну)
Иди, суди, не подведи отца!
Изяслав, подбоченясь, жестами приказывает тиуну, чтобы поскорее выводил народ во двор.
Мономах
(Изяславу):
– Тебя на днях я отправляю…
Изяслав
(с готовностью хватаясь за рукоять меча):
– В Муром?
Мономах:
– В Ростов! Ты княжить навыкай:
Старайся быть ни радостным, ни хмурым,
Все слушай, ничего не упускай!
К народу относиться надо
Всегда и строго, и любя.
Ступай и помни: он – как чадо!
Изяслав:
– А ты?
Мономах:
– А мне… пора судить себя!
Гридница. Мономах на троне и летописец за своим столиком. На столе – прочитанные письма от князей.
Мономах:
– Ну что, доволен? Отобрал покой
В тот час, когда легко и без сомненья
С горячим сердцем, твердою рукой
Мне нужно принимать свои
Когда, казалось бы, иди, верши
Все то, о чем вчера и не мечталось,
Я должен здесь сидеть один, в тиши
И размышлять: что вдруг со мною сталось?
(вставая и подходя к окну)
Всю радость – как рукой сняло!
Все силы, как запорошило…
Снег… снег… как там все замело,
Так тут, напротив, – только обнажило!
Мне мнится, что пролил чужую кровь
Я из своей мучительнейшей раны…
Летописец:
– Да, князь, отныне вновь и вновь
Тебя лишать покоя будут ханы!
Мономах:
– Тебя я для чего приблизил?
Чтоб ты мне – правду говорил!
Летописец:
– Я и сказал…
Мономах:
– Нет, ты меня унизил -
С купцом-преступником сравнил!
Летописец:
– С клятвопреступником!
Мономах:
– Молчи, упрямый!
Язык тебе отрезать приказать?
Летописец:
– Но, князь, ведь крест же – тот же самый !..
Мономах
(возвращаясь на трон, после молчания):
– Утешил, нечего сказать…
Забудем спор. Тебе я доверяю.
Но, сам не зная, что со мной уже,
Я, Мономах, монахом повторяю:
Мне нужен мир… мир… в собственной душе!
(подходя к летописцу)
И вот, пока ты не поставил точку,
Позволь из хартии твоей
Мне вычеркнуть одну лишь строчку…
Летописец
(показывая):
– Вот эту?
Мономах:
– Да! И пожирней!
Летописец прячет за спину руку с хартией.
Мономах:
– Я ничего не пожалею!
Мехов и золотых монет
Получишь – горы!
Летописец:
– Я не смею…
Мономах:
– Полкняжества в придачу!
Летописец:
– Нет!
Мономах:
– А не отдашь – заставлю силой,
И твоей кровью зачеркну!
Летописец:
– Как ханов?
Мономах
(со стоном):
– Господи, помилуй!
(обращая взгляд на икону)
– Сам прикажи ему!..
(требовательно протягивая перед летописцу руку)