Мы дрались на истребителях

Драбкин Артем Владимирович

– Среди ваших сбитых самолетов, кроме вашей первой «рамы», остальные какие были по типам?

– Истребители, «мессера» и «фокке-вульфы». Бомберов не приходилось сбивать.

– Теряли ведомых?

– Да. Копылов погиб ни за что, просто по халатности. Был подбит немецкий летчик, который с парашютом приводнился в Ура-губу. Для того, чтобы его спасти, прилетел «дорнье», гидросамолет. Прикрывало его десятка два или три истребителей сопровождения. И вот они крутились. Нас подняли парой, даже не знаю для чего,

в общем, наблюдать. Пришли в этот район. А там над этой лодкой кишат «мессера». Мы вышли с ведомым. А там начали отрываться отдельные истребители, «мессера», нас отогнать. А этот самый мой ведомый Копылов пошел в атаку, как пошел туда, чуть сблизился, его там «мессера» сразу сожрали. И все. Глупость. Я ему говорил по радио – не ходить туда, не спускайся, нечего там делать, все равно ничего не получится. Ему хотелось сбить самолет, бомбардировщик. Молодой был летчик.

– Из того состава, с которым вы пришли на Север, в 255-й полк, до конца войны кто-то, кроме вас, дошел?

– Федя Самарков, я, Власов Сашка, с которым мы из Иваново приехали в Чкаловск. Трое нас.

– Что можете сказать о штопоре на «Кобре»?

– В полку в штопоре наши летчики не бились.

– Еще хотел попытать по окраске. Какие у вас были отличительные полковые признаки?

– Камуфляж был на ЛаГГ-3. Зеленый, оранжевый, черный. Сочетание вот таких цветов. Темно-зеленого, черного и темно-оранжевого. Бортовые номера всегда белые. Коки тоже белые у полка. Верхушка киля была белая, но не у всех. Звездочки рисовали на горбу за кабиной. Сзади плексигласовый отсек, ниже его сразу на фюзеляже.

– Героя получали в Москве?

– Прямо на аэродроме в Североморске. Вручал командир дивизии генерал Кидалинский.

– Вы жили сегодняшним днем или с верой в будущее?

– С верой в будущее, что мы победим.

– Планы на будущее строили. Мечтали, что будет после войны?

– Это так, досужие разговоры. Но все-таки их вели.

– На ЛаГГ-3 подвешивали РСы?

– Да. Но на практике я не помню, чтобы кто-то попадал и сбивал ими самолеты противника. У него был дистанционный взрыватель. Предположим, на 600-800 метров. А тут его выпустишь, а он пролетел мимо. Вообще немцы очень боялись этих взрывов. Как начинаешь эти РС пускать, они удирают. Приятного мало. Они боялись. Оружие психологического воздействия. Но ими попасть было сложно. По наземным объектам их не применяли. Штурмовкой занимались уже на Севере, но без РСов. На «Яках», на ЛаГГ-3. Приходили летчики из училищ к нам, пополнение. Обычно для того, чтобы приучить молодых летчиков к боевой обстановке, давали задание, ходить по линии фронта, пострелять. Типа свободной охоты. Пострелять по машинам. Некое введение в строй таким образом. Стрелять по боевой цели, знакомство с линией фронта, чтобы не сразу на сопровождение.

– А сами на бомбометание ходили?

– Да, с 25—50-килограммовыми бомбами. Кидали. Но у нас не было такого контроля. На глазок бросил и нормально. Попугал.

Упала на причал, взорвалась. Обычно бросали по причалам.

– На какие порты?

– Петрозаводск.

– Как тактически строился вылет группы торпедоносцев и вашей группы прикрытия?

– Сразу со взлета поднимаемся метров на 300-500 в зависимости от рельефа местности. Они взлетают, потом мы сразу тут же за ними. Занимаем позицию сзади, справа, слева.

В зависимости от количества самолетов. Обычно сзади-справа и сзади-слева, чтобы был маневр. Идут они на низкой высоте, если идти истребителю все время так, хуже видит. Обычно мы маневрируем. У нас скорость выше. Меняемся местами. Вот так змейкой ходим. Обычно «мессера» атакуют сзади. Истребитель стремится зайти с задней полусферы. Поэтому приходилось сзади их делать маневр.

– Они выходят в море. Какая у них высота примерно?

– Бывает метров 50, метров 100. Наша почти такая же. Чуть повыше метров на 100. Вышли в море, развернулись на конвой, там уже ведущий торпедоносцев наблюдает, мы за ними. Мы от них не должны отставать, за это истребителей «пилили».

– Подходите к цели, торпедоносцы идут на высоте 50 метров, а вы?

– Мы уже начинаем более активно маневрировать. Они повернули, значит, уже цель видна, конвой уже видно, где большие корабли немцев, корабли охранения, мы уже знаем, это точно, что сейчас будут истребители. Тут уже только смотри и смотри.

Бачки сбрасываем, набираем немного высоты. Но не высоко, потому что если от них будешь отрываться, они потом кричат на разборе полетов, что истребители нас бросили. Они любили, чтобы мы шли крыло в крыло. Это неправильно. Меня сбили и его тут же собьют. Истребитель должен иметь свободу маневра. Должны маневрировать над ними, с задней полусферы, сбоку.

– Пытались как-то им объяснить?

– Пытались. И даже командир дивизии нас поддерживал.

– С ходом войны мнение торпедоносцев как-то менялось?

– Когда их там пощипают, то они ругаются. Когда делали успешные налеты, все вернулись домой, тогда все нормально.

– Вообще взаимоотношения с вашими подопечными были какие?

– Очень добрые. Дружили. Вместе ходили в столовую, наливали, выпивали, закусывали в одной столовой. Конфликтов ни разу не было. Если бы что-то такое было, то слышно было бы, слухи бы ходили. Сделали полет, они начинают нас ругать, а завтра опять вместе полетим, все равно жить надо, систематически вместе летали.

– Если, допустим, подошла группа немецких истребителей, как они будут атаковать?

– Они обычно обходят группу. Обычно идут со стороны, или с боков или сзади пытаются атаковать. Одни там, другие там, нужно очень внимательно смотреть. Тактических шаблонов не было. Каждый раз надо ждать откуда угодно атаку. В лоб не ходили, редко. Обычно заходят со стороны или сзади, или сбоку или снизу.

– Атакуют ударные самолеты?