Мы дрались на истребителях
Шрифт:
– Да. В первую очередь стараются атаковать ударные самолеты. Нас атакуют только «по пути», если им мешаешь. Но мы же сами завязываем бой, их отвлекаем, их атакуем, им приходится отворачивать. Самое главное, чтобы не прозевать, не подпустить истребитель на дистанцию стрельбы по бомберу. Хоть и понимаешь, что не попадешь, а стрельнешь, потому что трассирующие пули, а тем более 37-мм снаряды «Кобры» видно далеко. Пустишь, и он отворачивает. Главное не сбить, а не допустить атаку по ударным самолетам.
– Кого было тяжелее сопровождать, торпедоносцев или
– Нам все равно. Главное, чтобы не на полный радиус. Торпедоносцы дальше атакуют конвой, а нам возвращаться. Смотришь, чтобы горючего хватило на обратный путь. Особенно если завяжется бой, там же не будешь экономить, там даешь на полную, или догнать, или отойти.
– А если вы сопровождаете высотные торпедоносцы?
– Обычно с высотными торпедоносцами ходили на близкое расстояние, не на полный радиус. Они атаковали, когда конвой подходит к базам противника. Здесь обычно и штурмовики, и высотные торпедоносцы, и обычные торпедоносцы идут. А чем дальше атакуют от базы, от нашего аэродрома, там чаще обычные торпедоносцы. Штурмовиков туда редко посылали. А высотных, не знаю, видимо, эффективность высотных торпедоносцев значительно меньше, чем низких. Поэтому их не очень использовали.
– В литературе есть такой штамп: «немецкие бомбардировщики, не выдержав атаки советских истребителей, избавляются от бомб над своей территорией и поворачивают назад». Что можете сказать про наших? Бывало такое? Допустим, атакуют их немецкие истребители, они быстрее пытаются сбросить бомбы и назад вернуться.
– Такого не было. Наши обязательно сбрасывали бомбы туда, куда нужно. Или погибали, но бомбы сбрасывали, куда нужно. Наши как немцы не делали. Я таких фактов не наблюдал и не слышал про такое, чтобы, не доходя до цели, сбросить бомбы и вернуться.
– Случаев мандража не было у вас, у ваших подопечных, чтобы нервишки не выдержали, нырк и ушел. Сталкивались с таким, нет?
– Переживания у всех летчиков были. Я вот говорил, что я никого и ничего не боялся – это неправильно. Было напряженное состояние у летчиков обычно до вылета. В период подготовки, особенно, когда уже получено задание, расчехляют самолеты, сейчас на взлет. Летчики все побежали в туалет пописать – это уже как признак некоторого волнения, ну и облегчиться. До того как запустить мотор, как мотор запустил, все, никаких страхов нет.
– Случаи трусости в бою были? До трибунала дело доходило, нет?
– Были случаи, но до трибунала не доходило. Я много ведущим ходил. Иногда или умышленно или не умышленно, некоторые оказывались где-то в стороне во время воздушного боя. Здесь идет напряженный бой, не хватает самолетов, надо бы побольше, еще бы парочку, повыше взять, а он где-то там. Таких на разборе мы ругали. Но он оправдывается, говорит, видел, что там шел истребитель, я за ним полетел. Однажды даже мне приходилось сказать, если еще раз такое увижу, то подойду и сам лично расстреляю. Помогало.
– Раз мы начали
– Да. Не любили фотографироваться перед полетом и вообще не любили фотографироваться. Брились нормально. Талисмана у меня не было. Предчувствия. Когда меня подбили, когда я плавал. Группа пошла на взлет, я начал запускать мотор, а он не запускался. Секретарь партбюро говорит: «Оставь на всякий случай партбилет». Взял у меня партбилет. Это единственный случай. Больше не оставлял, говорил: «Больше с таким вопросом не подходи!» Но вообще рекомендовали оставлять партбилет дома, в части, лучше с ним не летать. Но и не запрещали.
– Когда свою первую награду получили? И что это за награда?
– Орден Красного Знамени вскоре, как сбил самолет, Фокке-Вульф-189. Сразу дали орден Красного Знамени.
– С орденами летали?
– Нет. В орденах не летали. Ордена обычно находятся на парадной форме, а мы летали в специальной одежде. Одно время были сплошные комбинезоны, потом отдельные брюки и куртка. В зимнее время были унты и желтые меховые лендлизовские куртки. Хорошие, теплые, удобные. Летом в основном в х/б и в сапогах.
– На голове что? Шлемофоны с подшлемниками, без подшлемников?
– Кто как любил. Подшлемники были шелковые белые или голубые, потом шлемофон с наушниками. Шейные платки были шелковые, голубые. Их делали из парашютов.
– Вы нам рассказали про одного своего сбитого, еще какие-нибудь характерные эпизоды можете рассказать?
– Меня приложить хотели, но я удрал. Это было 2 мая 1943 года. Тоже летали на бомбежку на «Яках» в район Печенги. Там был сложный бой. И каким-то образом на обратном пути меня отшили от группы. Штурмовики и бомберы задание выполнили, а меня подхватила группа «мессеров», четыре штуки и хотели сбить. Гоняли меня от Печенги и до нашей территории. Вспотел. Но я все время видел, кто где. Вот как это рассказать? Надо там быть. Смотрю один выше – мне ничего не сделает, один сзади идет, сейчас уже будет стрелять, в это время я делаю маневр со снижением, и все проскочил, ушел. Развернулся, гляжу – один идет выше, я ручку подбираю, а у меня скорость хорошая, начинаю стрелять. Я еще огрызался и по ним стрелял. Когда перелетели линию фронта, какой-то, видимо, я сделал маневр, они меня потеряли. Потом гляжу, они пошли вправо и ушли. Но погоняли меня здорово!
– Какое у вас отношение к немецким летчикам как к профессионалам?
– Они грамотно летали, никакого пренебрежения к ним не было. Единственное, что они всегда любили иметь превосходство, силу. Но действовали они грамотно, у них между собой хорошо работала связь, нормальная дисциплина. Отношение у нас к ним, как специалистам, уважительное.
– Качество немецких летчиков с ходом войны менялось?