Мы из ЧК
Шрифт:
И вот в моем распоряжения автомобиль на рельсах — дрезина. Быстрый и удобный транспорт. Со мною в Рыдницу едут три человека.
На станции мы связались с парторгом, побывали в политотделе МТС. И в красном уголке станции собрали наших самых боевых помощников. Вкратце сообщили о предполагаемой заброске к нам вражеского лазутчика.
— Поможем, чего там, — решили коммунисты. Тут же уточнили, кто, где и когда будет нести охрану.
— Иду в засаду у переезда! — вызвался молодой дежурный по станции
Начитавшись книг о подвигах пограничников, он и в Рыдницу напросился, рассчитывая поймать шпиона. И вот он почти у цели. Волнуется, суматошно ходит среди сослуживцев.
Мне припомнился наш выезд из Рязани на банду Мамонтова. Так же возбужден был и я, так же хотелось отличиться. Когда это было!..
Семенчук подошел ко мне.
— Товарища можно взять с собой?
— Кого? — спросил парторг, усатый хмурый украинец.
— Стрелочника Мыкиту. Из пограничников хлопец.
— Так вин беспартийный, — засомневался парторг, еще больше хмурясь.
— Можно, если проверен, — сказал я.
— Тут нема неверных! — обиделся Семенчук и покраснел до ушей.
Стояла тихая летняя ночь. Луна полным диском проглядывала из-за легких облаков. Дорога к переезду вилась по ржаному полю, оно уходило к самому Днестру. Оттуда, с запада, тянуло свежестью. Наши помощники тихо и настороженно уходили на свои посты.
Семенчук и его товарищ вооружились охотничьими двустволками, залегли обочь дороги.
Во ржи били перепела. Луна наконец высвободилась из облаков и засветила ясно и ровно.
— А если… — Семенчук робел и волновался: это ведь его первый выход навстречу настоящему врагу!
— Если наше счастье… Тут кричи: «Руки в гору!» А я с другого бока. Вин мае зброю — голову не высовывай!.. — картаво, тихо говорит бывший пограничник.
Осторожно приподнялись. Под легким ветром поспевающая рожь шевелилась словно живая, укрытая золотистыми полотнами. Полевая дорожка темнела, теряясь вдали. Метрах в пятидесяти позади чернела будка путевого сторожа. В светлое небо, как зенитки, уставились жерди шлагбаума.
Тишина владела округой. Перепела страстно призывали:
— Спать пора! Спать пора! Спать пора!
И нежный шепот налившейся ржи, едва слышный, убаюкивающий. Глаза слипались, голова клонилась к траве. Семенчук заклевал носом…
Бывший пограничник был привычен к ночным вылазкам. Когда в сон клонит, самое время для лазутчиков! Ему почудилось, что рожь зашелестела слышнее. Тронул Семенчука:
— Чуешь?
Прислушались. Привстали. Дорога по-прежнему была пустынной. Но рядом с нею рожь колебалась и шуршала. Ребята затаили дыхание.
Вот мелькнуло темное пятно. Шорох резче бьет в уши. Взволнованная струйка в желтом море все ближе, все отчетливее.
— Он, — прошептал Семенчук.
Отползли
Человек, пригнувшись к самой земле, с опаской вынырнул из ржи. Настороженно огляделся. За плечами у него горбился мешок.
Вот он в десяти шагах. Ясно видно землистое от лунного света лицо. Слышно тяжелое дыхание.
— Руки в гору! — приказал Семенчук и вскочил с ружьем.
Человек упал, и очередь из автоматического пистолета прострекотала в сонной тиши ржаного раздолья.
Не сговариваясь, хлопцы ударили залпом из ружей. Бывший пограничник успел подползти к врагу вплотную.
— Бросай оружие!
Заслышав перестрелку, я помчался на дрезине к переезду. По полю бежали пограничники с собаками.
Тарас Семенчук и его приятель скрутили нарушителя границы и привели к будке сторожа. Уложили на траву вниз лицом.
— Не шевелись! — покрикивал Семенчук.
На ходу соскакиваю с дрезины.
Семенчук ставит лазутчика на ноги. Брюки у него навыпуск, юнгштурмовка под ремнем. Кепка с «громоотводом». Ни дать, ни взять — активист районного масштаба!
В мешке из прорезиненной ткани оказалась мокрая одежда — переплывал Днестр. В карманах — советский паспорт, военный билет, справка с места жительства. Отобрали пистолет новейшей немецкой марки и финский нож в чехле.
— Я ранен! — простонал лазутчик, прихрамывая.
Семенчук влепил ему в зад заряд дроби!
Мы положили нарушителя на живот и так повезли в Одессу. Нашей дрезине повсюду давали «зеленую улицу».
При дневном свете я внимательно оглядел нарушителя границы. Вывернутые губы. Квадратный подбородок. Ноги — колесом. Да это же Щусь попался!
— Никакого Щуся… не знаю. — Пойманный враг стонал и охал.
И так на всех допросах. Тогда самолетом с Крайнего Севера был доставлен Леонид Ставский. Очная ставка началась драматически.
— Брось запираться, Наум! — миролюбиво сказал располневший и огрубевший Ставский.
Щусь покраснел и молча, оскалив лошадиные зубы, бросился на бывшего соратника. Лазутчику удалось дотянуться до горла Ставского, и мы едва отбили бывшего офицера.
— Продался, сволочь! — кричал Щусь, тяжело отдуваясь, и все рвался к Ставскому.
Вызывали и других свидетелей, знавшихся с бывшим атаманом батьки Махно. Таких было много.
Как говорят в мире преступников, Щусь «раскололся» и выдал явки и пароли, указал связи, тянувшиеся вплоть до Москвы…
…Рассматривая мой рапорт с просьбой о поощрении Тараса Семенчука и его товарища, начальник возразил:
— Могли бы и сами чекисты его перехватить! А то выходит, что мы сами одного лазутчика не в состоянии поймать.
Однако ходатайство подписал, и смелые ребята были отмечены наградой.