Мы из Коршуна
Шрифт:
– Сбыть надо?
У Славки на лбу выступил пот. Откуда он знает?
Отошли в сторону.
Парень небрежно привалился спиной к забору, сдвинул берет на затылок.
– Показывай.
Славка вытащил из кармана часы. Парень кинул быстрый взгляд вокруг, взял часы на ладонь, осмотрел, поднес к уху.
– Чепуха. Подделка под золото. Десятку дам.
– Давай, – сказал Славка, снова испытывая такое ощущение, будто часы жгли его руку. Он проворно протянул часы парню.
Тот не торопясь отсчитал деньги, спрятал покупку в карман и, насвистывая, вразвалочку
Ваня ждал Славку около музея и, как только увидел, бросился навстречу. Тот начал было оправдываться, но Ваня не слушал.
– Вот, – волнуясь, сказал он.
И Славка увидел выцветшую фотографию, на которой с трудом можно было разглядеть двоих стоящих рядом людей. Какие они, во что одеты – рассмотреть было невозможно.
– И вот, – опять сказал Ваня, показывая оборотную сторону фотографии. – Читай!
На обороте четким почерком, чернилами, были написаны имена и фамилии сфотографированных. Буквы от времени потерлись, чернила расплылись. Но все же Славка без труда прочел строку, подчеркнутую красным карандашом: «Георгий Марчеллини, итальянский солдат».
– Вот это здорово! – воскликнул он и потянул к себе фотографию.
Но Ваня не выпускал карточки из рук. Он держал ее на своих больших ладонях любовно и даже с каким-то страхом. Радость оттого, что наконец удалось узнать имя итальянца, настолько захватила его, что он не обратил внимание на долгое отсутствие Славки, на его странное состояние: то смех, то мрачную рассеянность. Не задумался Ваня и над тем, где Славка взял деньги, когда в театре притащил из буфета сладости. Все это Ваня вспомнил значительно позднее.
7
Некоторое время после возвращения ребят из города в Коршунской школе шли бесконечные разговоры об итальянце. На уроках труда старшеклассники сделали деревянный памятник, на нем написали: «Здесь покоится итальянский солдат Георгий Марчеллини. Во вторую мировую войну воевал вместе с русскими против фашистов». Памятник в присутствии всех жителей поселка установили на могиле, торжественно возложили венки.
Время шло. Разговоры утихли.
И судите сами, какое волнение охватило школьников, да и всех коршунцев, когда ранней весной они прочитали в газете письмо итальянского режиссера. Решили ответить Рамоло Марчеллини обширным письмом. Каждую строчку обсуждало бюро комсомольской организации, потом читали письмо на общешкольном собрании. И снова время успокоило вспыхнувшее волнение. Жизнь школы вошла в свою колею.
Май подходил к концу. Ясные теплые дни все чаще и чаще перемежались с ненастьем.
– Опять дождь, – еще сидя на кровати, сказала Вера. По запотевшему стеклу окна, как слезы, текли прозрачные струйки. Под окном мокла молодая рябина, с ее голых ветвей, чуть выпуклых от набухающих почек, тоже капал дождь.
– Подъем! – объявила Вера и начала одеваться. Она поставила на стул зеркало и повертелась перед ним.
Саша тоже встала. Только семиклассница Катюша еще потягивалась в постели и громко, с подвыванием позевывала. Но ей и не надо было торопиться, она еще не доросла до работы на лесозаводе.
Девочки
В небольшой столовой с четырехугольными столиками было тепло и шумно. Пахло гречневой кашей, кипяченым молоком, черничным киселем. Все столы были заняты девятиклассниками. Саша с Верой стоя ждали, когда освободятся места.
Из-за крайнего стола поднялся Славка. Он держал в руке стакан с темно-синим киселем.
– Садитесь, девчата, – сказал он, глядя на одну только Веру и свободной рукой указывая на свое место.
– Спасибо, – холодно ответила Вера. – Садись, Сашенька. Я подожду.
Саша села за стол. Славка, все так же стоя возле Веры, залпом осушил стакан и собрался было заговорить с ней, но рядом с Сашей освободилось место, и Вера проворно заняла его.
Дождь не переставал. Он хлестал прохожих, заливал улицы, по земле в канавы бежали мутные потоки воды. Несмотря на это, Славка ждал Сашу и Веру у ворот школы. Потом втроем весело бежали на завод. Все трое были в сапогах, в плохоньких, насквозь промокших пальтишках, но это нисколько не смущало и не огорчало их.
Они вошли в проходную будку и тут же ощутили приятное тепло. На табурете, около горящей железной печки, сидела вахтер завода тетя Лиза – толстая старая женщина, в больших валенках с галошами, в теплом сером платке на голове. В зубах она держала длинный мундштук с тлеющей папиросой. Пепел падал на ее грудь, на колени, полукругом устилал некрашеный пол возле ее ног.
– Однако пальтишки у вас насквозь мокрые! Клеенки б со столов сдернули да прикрылись ими.
– Ничего, тетя Лиза, высохнем! – весело за всех ответила Вера.
Они прошли через будку в просторный двор. Саша свернула направо, в деревообрабатывающий цех, который сокращенно называли доцем. В этом цехе все девочки работали станочницами. А Вера и Славка через весь двор мчались под дождем в механическую мастерскую.
Вера, единственная из девочек, работала вместе с мальчишками на токарном станке. Да и мальчишек обогнала. Они в этом году только присматривались к работе токарей, изучали теорию, а Вера еще летом сдала на пятерку экзамены по теории и с осени стала работать на станке самостоятельно. Из всех девочек девятого «А» одна Вера по окончании школы собиралась работать на заводе. Остальные уезжали в город – поступать в техникумы, в высшие учебные заведения.
Вера любила лесозавод. Ей нравилось здесь всё: и запахи свежей древесины, и шум станков, и люди, которые изо дня в день терпеливо делали однообразное, может быть, не очень интересное, но такое нужное дело. Она гордилась тем, что продукция Коршунского лесозавода отправлялась во все концы Советского Союза и даже за границу. К зеленому новенькому и почти бесшумному станку Вера всегда вставала с удовольствием.
Вглядываясь в чертеж, она стала готовить деталь. И сейчас же у нее появилось ощущение, что без нее здесь не обойтись. Разумом она знала, что это далеко не так, а сердце все равно радовалось такой мысли. Вера пустила станок и вполголоса запела. Голос у нее был низкий, глуховатый.