Мы из Кронштадта. Встреча

Берг Николай

Калган остался один, Виктору должен как земля колхозу и никому кроме него не нужен - всё одно к одному, на выходе верный пёс.

Но это не точно.

Ухо востро и нос по ветру!

– Одноногий попрыгун

Никуда не убегун.

А вот расстрелянные сейчас уже откидываться будут.

Недобитки вяло корячились у ног, еще булькали кровавыми пузырями. И с них все текло и текло. Оценил орлиным взором окружающее. Ни души, все попрятались, носа не высовывая.

Пришла в голову трезвая мысль: патронов пожег сколько!

Галопом

неуклюжим заскочил к себе в отбитый вторично замок. Взлетел по крыльцу, рванул дверь, вбежал в прихожую. Стоявшая там столбом домоуправительница выронила поднос с выпивкой-закуской, что держала в руках и тот с грохотом, брызгами и стеклянным дребезгом грянул об пол. Глаза по девять копеек, руками рот прикрыла с совершенно одурелым видом. Голая совсем, только туфли, да какая-то бархотка на шейке.

– Виииитя!!!
– только и смогла выдохнуть очумело.

– Не ждали?
– окрысился на бегу хозяин земель.

Заскочил в мастерскую, хватанул пару длинных гвоздей и молоток. Мигом обратно, дура так и стоит, глазами хлопает. Не до нее. Успели эти сукины сыны? Явно успели, даром что ли на вторично главном атамане только шлепки да майка. И синяков на мордашке нет, без сопротивления дала, сучка.

Но все это - фоновые мысли, так, пробегом сзади за кулисами сознания. Свинки зомбовое мясо не любили, а полуживых перестали им кидать еще покойные креативщики - когда бывшая акушерка восстала нежитью и устроила в свинарнике кошмар и погром. Обошлось тогда это креативщикам в потерянную самую толстую свинью и снесенные перегородки. И то потому, что не стало умертвие гоняться за остальными, поймав призовую хрюшку. Потому - поспешить надо.

Хочет Макс свинок - будут ему свинки.

Подтащил поближе курощупа, что оглушенно заворочал отбитой башкой.

Считая секунды, суетливо нашел в УАЗе флягу с водой. Тепловата, но сойдет. Калган явно отключился, смяк на сидении. Плеснул ему в морду - не, не сработало, выдохся до донышка, но носом сопит, живой значит.

Вылил на валявшегося связанного ауешника воды. А, приходит в себя сукин сын!

– Ну что, ублюдок?

– Аах, ты пидор, мудила...

Говоривший прикусил язык, потому что Виктор, в мозгу которого тикали обратным отсчетом часики несильно пнул его в морду. Читал где-то про точки выхода тройничного нерва, вот по одной и целил. Вроде - попал, больно уж дернулся курощуп.

Барон земель мазнул взглядом привычно вокруг, сканируя по привычке местность, усмехнулся грустно параллельно проскочивших неуместным мыслям. Первая - все, кончились у нас куры, вторая - сегодня, наконец, курятинки поем свежей!

– Еще одно грубое слово - и я тебе отрежу яйцо. Потом - второе. И буду тебя стругать, как плотник - бревно. Понял? Буду стругать и стругать, а еще бить - вот так!
– и снова пнул.

Лежащий зло запыхтел, но промолчал на этот раз, только под носом пыль взлетала невесомым облачком.

– Понял, говна кусок? Отвечай побыстрее и без вашей хни ауешной, мне

тут блатная музыка уже надоела, по-человечьи говори, упырь. Братков видишь? Они сейчас уже отходить будут и потом восстанут. Ты для них вкусный и ближний. Слышь, обед мертвячий, времени у тебя нету уже считай. Хочешь сдохнуть - валяй, ругайся, я уже с месяц никому яйцы не отрезал, боюсь навык терять. Ну?

– Банкуй, твой верх!

Опять несильный, но точный пинок в лицо. В щеку, чтоб об зубы побилась и кровянка в рот потекла. Сколько читал, что при допросах такое помогает ломать 'клиента', пришла пора попробовать.

– Когда решили Балдура своего грохнуть?

– А как укатили вы, так и решили. Он всем надоел - забубнил в пыль курощуп.

– И не побоялись?

– А чего, он не ожидал. Думал...
– тут лежащий замялся.

– Пой дальше!
– лязгнул металлом в голосе Виктор. Часики невидимые тикали все громче. Недобитки еще живы, но один дышать стал странно, с длинными всхлипами, другой мелко дергает босой ногой, чего раньше не делал, к чему это - непонятно, но вряд ли к выздоровлению скорому.

– Слова забыл. Привык на фене ботать...
– заторопился 'клиент'.

– Постарайся. Твоя жизнь на кону. С чего куриц поубивали? Бабка жива осталась?

– Да, бабка жива, ей Джага всего одну плюху и прописал - заболботал курощуп.

– Вот же вы гондоны!
– искренне вырвалось у Вити.

– Курятины захотелось, - пояснил лежащий в пыли. И как-то очень отработанно добавил: Победу отпраздновать!

– А чего не свиней начали? Почему куры? Яишенка там по утрам, глазунья с зеленью, или сваренные всмятку, а?
– чуя, что даже от этих слов рот наполняется слюной, как пробитый на рифах трюм галеона, осведомился Виктор.

– Нас только насчет свиней предупредили!

Опа!

Это интересно!

– Кто предупредил?

– Кто же еще, Макс, конечно, кто ж!
– как про общеизвестное заявил лежащий.

– Что, так и заявил?

– А то ж! Если, говорит, свинок пришьете, придурки, то нам ваша деревня будет нах не нужна.

– А про меня что говорил?
– поинтересовался барон, удержавший корону.

– Да ничего - буркнул 'клиент'.

Ждать дальше уже нельзя - подстреленный Калганом и получивший минимум три заряда от хозяина мест Джага дышать перестал, вытянулся и очень уж характерно растекся, сплющился. Умер, сукота.

– По-моему ты врешь мне!
– сухо заметил Витя, не торопясь, но и не мешкая встал с корточек и пружинисто подошел к преставившемуся. Раньше такое не делал, но патрона жалко до зубной боли. Гвоздь приставил к виску, дважды ударил по шляпке молотком. Подергал туда - сюда. Поворочал, размешивая мозги в черепе, как суп в кастрюле.

И ничего - лежал труп тряпкой и лежал. Покосился на недоатамана - еще жив, ублюдок. Вернулся к допрашиваемому. Строго поглядел, раздумывая.

– Жопу ставлю - не вру!
– запаниковал тот.