Мы из розыска…
Шрифт:
Читатели обсуждают в пятьдесят шестом году недавно вышедшие фильмы. Ах, какие названия! Как мало говорят они нынешнему зрителю! «Дело № 306»! «Дело Румянцева»!
А мы, мальчишки пятидесятых, летели ватагой в единственный в подмосковном городке кинотеатр и, в который раз подряд, затаив дыхание, смотрели фильм, готовые помочь полковнику Афанасьеву, капитану Мазарину ловить преступников. Жалели запутавшегося в жизни Огонька — Бернеса. И, как по команде, сжимали в ладонях оловянные пугачи и выструганные из досок пистолеты…
Добрался до шестьдесят второго… О Бодунове ни слова. Переворачиваю страницу одного из номеров и чуть не вскрикиваю от радости. В моих руках статья под названием «От Великого Октября до наших дней. Комиссар милиции 3-го ранга в отставке И. Бодунов рассказывает…»
«Мне особенно запомнились февральские дни 1921 года, когда я работал агентом Петроградского
Появился наш начальник, озабоченный, встревоженный.
— Контра подняла голову. В Кронштадте вооруженный мятеж. Все управление милиции переводится на военное положение…
На подавление мятежа партия послала лучших своих сыновей — делегатов X съезда. Вместе с войсками на приступ крепости пошли милицейские части. Из сотрудников уголовного розыска был сформирован батальон особого назначения, который входил в 18-ю милицейскую бригаду.
Шли ночью, в пешем строю. Транспорта не было, а время упускать нельзя. Наконец мы у цели. Бок о бок с наступающими войсками наш батальон ринулся на штурм Кронштадтской крепости. По глазам ударили лучи прожекторов. Рядом разорвался снаряд. Чуть зазеваешься — и очутишься в вывороченных снарядами прорубях. Но думать об этом некогда. Надо идти вперед. Вот и город… Кажется, какое-то огромное чудовище озлобленно рвет куски полотна. Под бешеным пулеметным огнем первой цепью мы врываемся на набережную и ввязываемся в уличные бои.
Больше суток продолжалось само сражение в Кронштадте. Были забыты еда, отдых, сон. Усталые, измученные, мы продолжаем биться. Мятежники отчаянно сопротивлялись. Но победа оказалась за нами. Правое дело, преданность революции и готовность отдать жизнь за Советскую власть — вот что смело все препятствия с нашего пути…
Когда город был полностью нами занят, отряд уголовного розыска, не отдыхая, выполнил новое задание: доставил группу активных мятежников в штаб.
За проявленный героизм и самоотверженность в подавлении кронштадтского мятежа нескольких работников Петроградского уголовного розыска наградили орденом Красного Знамени. Высокой награды удостоены П. Громов, В. Шальдо, М. Алексеев, в том числе и автор этих строк…»
Так я же смотрел этот номер журнала всего месяц назад, но тогда фамилия мне ни о чем еще не говорила.
Вот так находка!
«Раз в шестьдесят втором ягоду Бодунов был жив, — решаю я, — надо проверить, вдруг эта статья не единственная. Что, если в год какого-нибудь юбилея, круглой даты он еще что-либо написал?..»
В шестьдесят третьем не было… В шестьдесят четвертом, пятом, шестом тоже…
Сомнений у меня никаких нет — статья шестьдесят второго года написана именно тем Бодуновым, который мне нужен. Но хочется еще каких-нибудь подтверждений… Нашел я их в журнале семьдесят седьмого года. Вспоминал о Бодунове его товарищ — Петр Громов.
«Отсюда, от Ораниенбаума, белое ледяное поле, кое-где разорванное черными разводьями, кажется бесконечным. Надвигаются мокрые мартовские сумерки, и сотни людей, скопившихся на берегу, напряженно вглядываются туда, где сереет Кронштадт.
— Як на ладошке окажемся, хлопцы, — вздыхает пожилой красноармеец.
— Это сколь же, однако, по тому льду шагать?.. — прикидывает, окая по-волжски, другой.
Не оторвать взгляд от крепости… Кого только не встретишь сегодня здесь, на берегу Финского залива, где сконцентрирована под Ораниенбаумом и Сестрорецком для решающего броска пехота. В наших рядах, в готовых к штурму цепях рядом с бойцами регулярных частей Красной Армии — рабочие, коммунисты. Много питерцев: революционный Петроград мобилизовал все свои силы для защиты Советской Республики от неожиданного, как удар бандитского ножа в спину, контрреволюционного мятежа.
У нас, в городском уголовном розыске, остались лишь так называемые нестроевики — одна рота. Коммунистов свели в особый отряд, куда направили и меня, хотя я и беспартийный, и моих товарищей — Бодунова Ивана, Шальдо Василия…
Поворачиваюсь к своим, лица сосредоточенны. Не слышно привычных шуток. Казалось бы, кто-кто, а уж работники уголовного розыска давно сжились с постоянной опасностью…
Однако сегодня предстоит нечто небывалое — идти под вой и разрывы снарядов, под свинцовый град пулеметных очередей — на крепость, которая никогда не сдавалась.
…Неожиданная и плотная — до боли в ушах — упала тишина.
— Слышь, ребята, — шепчет кто-то рядом. — Говорят, делегаты Десятого партсъезда в первой линии пойдут!
Ему не отвечают. Замершие цепи ждут команду. Сердце обливает холод.
А потом мы покатились вперед, волна за волной,
Ворвались!.. Сломили сопротивление… Растеклись по улицам…
Здесь наш отряд уголовного розыска оказался в родной стихии. Часть бойцов осталась охранять ворота, а наш взвод всю ночь вместе с красноармейцами выбивал из казарм засевших там мятежников, тушил вспыхнувшие пожары…»
Сомнений нет — это тот самый Бодунов! Может, о нем есть упоминание в Военной энциклопедии? Достаю первый том: А—Б… Нет никакого Бодунова. Да и не может быть — это не милицейская энциклопедия, которую, кстати, за семьдесят с лишним лет так и не составили. Может, есть упоминание о «Восемнадцатой милиционной бригаде»? Тоже незадача… Раскрываю Военную энциклопедию на «Кронштадтском мятеже»… А здесь и вовсе не говорится о милиции, лишь упоминается отряд петроградских курсантов, который проявил себя в боях с самой лучшей стороны. А еще я узнал, что вместе с Бодуновым высшей награды Республики Советов по указу ВЦИК РСФСР были удостоены знаменитые командиры П. Дыбенко, К. Ворошилов, М. Тухачевский, И. Федько.
«Пора подвести первые итоги, — решил я. — В Музее милиции Ленинграда о Бодунове материала мало. Искать по энциклопедиям бесполезно… Ясно одно — в шестьдесят втором Бодунов был жив!
Нет никаких сомнений — у него должны сохраниться фотографии, воспоминания, записи тех лет. Сейчас позвоню в Министерство внутренних дел, добуду его адрес, встречусь и разузнаю и про него, и про Говорушкина… Набираю номер управления кадров. Спрашиваю: «Генерал-майор Бодунов… Служил заместителем начальника главного управления милиции…»
— Не значится! — ответ лаконичен и не оставляет надежд. — В списках нет… Спросите в Музее МВД.
Звоню в Центральный музей МВД СССР. Ответ похож на предыдущий. Мужской голос ответил: справок не даем, может, что-то и есть, а фамилия Бодунов ни о чем же говорит. Как я узнал позднее, был в Музее МВД СССР крохотный раздел, посвященный Ивану Васильевичу Бодунову, но не удалось мне в начале поиска узнать даже той малости, что была известна экскурсоводам.
Кто-то из друзей посоветовал обратиться к ветеранам милиции, но и они не помнили московского генерала с такой фамилией. А как звонить старожилам Ленинградской милиции, я не знаю, не поинтересовался. Поиск зашел в тупик. Может, Бодунов выехал в другой город? Вышел на пенсию и уехал на дачу… Умер? Немудрено, если он в шестьдесят втором уже подписывался «в отставке», забыть его и кадровикам, и нынешним сотрудникам. Но как-то не укладывалось в голове — забыть генерала! Да еще какого генерала!
Ловлю себя на мысли: думаю о Бодунове, а перед глазами стоит Лапшин. Причем именно в том возрасте, как его сыграл актер А. Болтнев…
Широкое лицо, нос с большими ноздрями, острый взгляд глубоко посаженных глаз. В белой гимнастерке с не по уставу распахнутым воротом, бисеринки пота на щеках. Так он выглядел после припадка из-за контузии…
С кем бы ни встречался в эти дни, всем рассказывал о своем поиске. И вот в один прекрасный день, в коридоре во время перекура, услышал совет:
— Обратись в архив, где хранятся личные дела… Может, повезет…
Звоню в Центральный архив МВД СССР. Говорят, что попал не по адресу. Здесь занимаются только наградами, а личные дела, всякие там анкеты в другом месте. Звоню по другому телефону — объясняют, что нужен какой-то инвентарный или архивный номер, по которому можно найти документы, а по фамилии ничего не найти. А как узнать номер? А просто — надо позвонить «на картотеку». Так и сказали — «на картотеку»…
Звоню.
— Бодунов? — переспросил женский голос. — Вы можете подождать минутку у телефона?
— Алло, вы слушаете?
— Да, да… — нетерпеливо кричу в трубку.
— Можете приезжать. Личное дело хранится у нас. Архивный номер…
Поверить не могу… Может, ослышался?
Ждать нет сил. Троллейбус же, как назло, не торопился. Почти бросаюсь под колеса такси. Плюхаюсь на сиденье, скороговоркой бормочу адрес…
Жарко. Кажется, на многолюдной улице Кирова даже асфальт трескается и плавится от температуры. Мельком оглядываю дом, возвышающийся на площади, носящей имя основателя ВЧК, огибаю невзрачный серый забор, за которым копошатся солдаты стройбата, открываю тяжелую дубовую дверь и спускаюсь в мрачный и холодный подвал. Под потолком еле светит тусклая лампочка, она освещает лестницу и унылую физиономию милиционера, которому давно надоело сидеть на своем скучном посту. Он слишком придирчиво, как мне кажется, и долго проверяет мое служебное удостоверение и наконец пропускает в архив…