Мы из спецназа. Лагерь
Шрифт:
– Ладно… - отсмеявшись, Папа утер повлажневшие глаза, более внимательно оглядел обнаженный торс Зимина.
– Похоже, он, в самом деле, чист. Ангел просто так грохнуть бы себя не дал.
– Да и класс у них разный.
– Вставил со знанием дела сосед Папы, рыжеволосый толстяк с двойным подбородком, золотыми печатками на пальцах и крохотными, вконец заплывшими глазками.
– А разный ли?
– вслух усомнился Папа.
– Капитан-то, я вижу, тоже с характером. Вон как Гарика прикнопил. И мышцы у него крепкие!… Не-ет, он не так прост, как кажется. Ты чем, браток, занимался? Уж не боксом ли?
– А что?
– Зимин набычился.
– Занимался немного.
–
– Ну, года четыре.
– А боев сколько провел?
– Порядка трех десятков…
– Чего ж бросил? Надоело по шайбе получать?
– Чего это по шайбе-то!
– оскорбился Стас.
– У меня на двадцать семь боев всего два поражения.
– Тем более! Из-за чего же ушел?
– Значит, было из-за чего… - Зимин отвечал грубовато, словно бы нехотя.
– Сунул одному по репе и сделал сотряс. А это все в Тагиле было, и судьи, понятно, чужие… Короче, дисквалифицировали на два года. Якобы за удар открытой перчаткой.
– А ты считаешь, что правильно бил?
– Да какая, фиг, разница? Как ударил - так и ударил. Это у них вроде отмазки было. Чтоб, значит, нокаут не защитывать.
Папа усмешливо покачал головой. Пепельные его щеки чуточку порозовели.
– Ну, а соперник твой коньки не двинул?
– Да нет, отлежался потом в больничке. Я к нему даже в палату заглядывал, предлагал реванш организовать. Или чтоб, значит, насчет дисквалификации с судьями потолковал. Так он обоссался. Типа, значит, в отказ пошел. Знал, что я его повторно вырублю.
– Видали, какой фрукт!
– Папа оглянулся на соседей.
– А ведь я сразу сказал, что удар у него чисто поставлен. Может, и впрямь старое погоняло сохранить?
– Да какой он, на хрен, Капитан?
– рыжеволосый толстяк немедленно встрепенулся.
– Вы сами поглядите! Электрик - он электрик и есть.
– Не знаю… Стоило этому электрику объявиться, и Ангела не стало.
– Ну, и что? Разве можно его равнять с Ангелом!
– А почему нет?
– Да ни в жизнь этот фуфел не сладил бы с ним!
– Один, может, и нет… - Папа с улыбкой взглянул на Зимина, даже дружески ему подмигнул.
– А вот если вдвоем… Признайся, Капитан, вы ведь вдвоем на него навалились? Сильвер держал, к примеру, своими ручищами, а ты месил ногами и кулаками.
– Что за бред!
– возмутилась Любаша.
– Да Ангел бы их в пять секунд положил! Одной левой!
– Не уверен… - Папа покачал головой.
– Что-то я не пойму, - решил вмешаться Зимин, - какого хрена у нас забыл ваш Ангел? Он что, к Сильверу заходил? Тогда причем здесь я? А если ко мне, так я его в глаза не видел. Я, конечно, отлучался из вагона, но ведь ненадолго!
– Уверенно брешешь! Молодец!
– Папа энергично кивнул. Казалось, поведение Зимина его только радует. Плохо это или хорошо, оставалось только догадываться, но по тому, как съежилась на своем стуле Любаша, Зимин сделал вывод, что веры ему здесь по-прежнему нет. Ни на рубль, ни на медный грош. Вор есть вор, и палец ему в рот класть крайне опасно. Тем не менее, Стас вновь пошел в атаку.
– У меня ведь к тебе, Папа, тоже разговор имеется.
– Он твердо посмотрел в водянистые глаза вожака.
– Пацана одного выкупить у тебя хочу.
– Что, что?
– Я про Натовца толкую, - тем же решительным тоном продолжил Стас.
– Он вроде как бабки вам должен был, - вот и перепишите долг на меня.
Папа вопросительно взглянул на Любашу, она подтверждающе кивнула.
– Есть такой пацан. Кабала за ним - пять косарей.
Вор перевел взор на Зимина.
– Ты хочешь отдать
– Сейчас у меня нет, но я отработаю…
Слова Стаса вновь перекрыл хохот братвы. Тем не менее, главное было сказано, и Зимин терпеливо ждал. Когда смех утих, он спокойно добавил:
– Мне важно, чтобы пацана не опустили. А к тому все и идет.
– Ишь ты!
– в глазах Папы мелькнул непритворный интерес.
– А кто он тебе - этот Натовец? Брат, что ли?
Стас невозмутимо пожал плечами.
– Ну так… Все люди братья.
Сидящие за столом вновь покатились со смеху. Переждав, когда присутствующие успокоятся, Зимин равнодушным тоном добавил:
– Сына он мне напоминает. Дружка моего покойного. Лет пять назад оба погибли в автокатастрофе. Потому и обращаюсь с просьбой. Тебя, Папа, уважают, вот и не откажи.
– Так бабок же нет, сам признался!
– крикнул рыжеволосый.
– А за голяк тебя и Папа не выручит.
– Почему же на голяк? Я могу на ринге поработать.
– Ты?!
– А что, дело нехитрое. Видел, как другие машутся, - ничего мудреного. Этак, пожалуй, и я сумею.
– Ну, орел! Во, выдал!… - к краю сцены шагнул было один из гостей, но Папа остановил его движением руки.
– А что?… - он продолжал изучающе рассматривать Стаса.
– Пожалуй, можно и попробовать. Только ведь мне, парень, не болтуны нужны, а серьезные волкодавы. Ты семь раундов-то выстоишь?
– Да хоть все двадцать!
– Крутой парень!
– Папа вновь усмехнулся.
– Ну, так мы тебя прямо сейчас и проверим. Три боя с тремя разными бойцами без перекура. Выдержишь, считай, отпустим твоего пацана без выкупа, а нет, не обессудь. Так как, согласен?
Стас молча взглянул на криво улыбающегося Косту, на бледное лицо Любаши и решительно кивнул.
– А чего! Попробую…
Глава 4
На этот раз часть кресел перенесли к рингу, дабы наблюдать за поединком с близкого расстояния. Руки бойцам позволили перебинтовать, для защиты ног выдали щитки. С выбором поединщиков проблем также не возникло: первым бойцом оказался рослый сухой парень с задиристо выдвинутой челюстью и пустым взглядом убийцы. Малость коротковатые ноги компенсировала обезьянья длина рук, а расплющенные капустными листами уши говорили о том, что «обезьянку» безжалостно эксплуатируют в качестве спарринг-партнера. Второй соперник также не слишком встревожил Зимина, хотя и выглядел внешне значительно более грозно. Парень явно серьезно качался, что угадывалось по спинным «клылышкам», по вздутым бицепсам и плечевым мышцам. Широченную грудь покрывал густой ворс черной растительности, зато головенка качка была абсолютно лысой. Для фотографий он был явно хорош, наверняка годился и для съемок бандитских сериалов, но вот как соперника Стас его всерьез не принимал. Как говорится, не та фактура. Впрочем, по-настоящему бояться следовало третьего поединщика. Кто им будет, Стас мог только догадываться, и именно эта неизвестность тревожила его более всего. В сущности, выйти против него мог любой из присутствующих, включая разобиженного Чана и самого Косту. В общем, как ни крути, а процедура предстояла невеселая, сулящая новые синяки и новых обиженных. Но назвался груздем - полезай в кузов, и внимательно разглядывая перетаптывающихся на той стороне ринга противников, Стас бегло примерял к ним возможные тактические приемы, заодно присматривался к залу, пытаясь запомнить все «мертвые зоны», в которых его кулаки могли оказаться невидимыми для наблюдателей со стороны.