Мы, монстры. Книга 1. Башня
Шрифт:
— Мы звали тебя за тем, — сказала она, — чтобы взять слово не спускаться больше к людям. Ты — не человек, Затхэ. Ты — один из нас. Мы были добры к тебе, но наша доброта не безгранична. И теперь мы станем строже. И будем строже с тебя спрашивать. Ты уже давно не дитя…
— В отличие от нее, — кивнул Затхэ на Эйру. Перебил Сорэн. И даже Ирхан, вечно треплющий его волосы, на этот раз спрятался за тучу, на всякий случай. — И от него, — кивок в сторону Ух’эра. — А он просто скучный, — указал теперь на Заррэта.
— Замолчи, Затхэ, — строго сказала
— А кто я тогда? — спросил он. И вдруг почувствовал, впервые в жизни, как бывает больно. — Я не человек, и к людям мне нельзя. Я вам не ровня, и я должен слушать вас в то время, как вы сидите здесь веками и только и делаете, что грызетесь друг с другом. И возразить я не могу! Я ничего не могу, получается?! Зачем вы тогда учили меня? Зачем... — вдохнул воздух, которого вдруг стало не хватать и выкрикнул. — Зачем вы меня всему учили?!
— Замолчи, — сказал теперь Лаэф. Холодно и очень серьезно. Сорэн уже не пыталась остановить, Лаэф — все еще пытался. Лаэф не любил, когда все предрешено. Особенно, когда видел эту предрешенность в глазах Сорэн.
Но Затхэ не молчал — говорил сквозь подступившие слезы.
— Заррэт, — говорил он, — кто победил тебя в последнем поединке?
— Я поддался, — мрачно ответил Заррэт и отодвинул могучей рукой вновь уставившегося прямо в лицо Ух’эра.
— Я победил его! — выдохнул Затхэ. — И я — не ровня?! Я пресекаю ваши вечные ссоры, чтобы вы не передрались друг с другом! Как дети! И вы мне говорите о том, что я — не дитя?! Да я знаю это! Я знаю!
— Мы боги, — напомнила Эйра. — Я твоя мать!
— Ты воровка! — прокричал ей в лицо Затхэ. — Жуй дальше свои яблоки! Больше пользы, когда молчишь!
Оглядел всех и тихо припечатал:
— Вы — не боги. Вы глупцы. Будь вы богами, вы были бы там, — указал рукой вниз, — с людьми. Я покажу вам, как надо быть богом.
Развернулся и пошел прочь, чувствуя на спине взгляды. Тяжелые взгляды. Которые больше не хотел чувствовать.
Раскинул руки — распахнул крылья — и взмыл ввысь. И уже там, в небе, его подхватили лучи Ирхана.
***
Заррэт помчался следом, Тэхэ вскочила на волка, Лаэф взмыл ввысь черной грозовой тучей, Сорэн взметнулась в луче света. Эйра снова откусила яблоко.
— Какая ирония, сестра, — тихо, мягко, вторя Лаэфу, проговорил Ух’эр ей на ухо. — Любовь не умеет любить. Как иначе объяснить твое равнодушие? Эти четверо сейчас растерзают твое дитя, Эйра. Растерзают и отдадут мне. Так и будешь сидеть?
— Я убью тебя, — пожала плечами Эйра. Не угрожала и не сердилась, говорила со своей излюбленной широкой улыбкой. Равнодушной улыбкой. — Убью тебя. А потом — их.
— Смерть не убьешь, Эйра, — улыбнулся он в ответ. Только что вторил Лаэфу, а теперь взялся за нее саму — за ее равнодушную улыбку. — Вот увидишь. В конце останусь я, — подмигнул ей и неспешно, припадая на ту ногу, что была короче, двинулся прочь с поляны.
***
Возможно, Ух’эру было многое открыто — как прочим безумцам.
Возможно,
***
Затхэ спустился на скалу, обернулся человеком, пошел по краю. Он не чувствовал холода — и почти не оставлял следов на снегу. Снега любили его не меньше, чем любил Ирхан. А Ирхан вновь трепал волосы и пускал вперед по снегу светящиеся искры — будто указывал путь.
“Я знаю путь, дорогой брат, — думал Затхэ, — я иду к людям. Я принял людей и принял человеческий облик. Теперь я — такой, как они”.
Но к людям его не собирались отпускать. Грянула лавина — и с лавиной с гор спустился Заррэт. Глаза его гневно сверкали, огромный кулак легко удерживал меч, тот самый меч, что когда-то выковали вместе.
— Дядя Заррэт, — приветственно кивнул Затхэ, — принес мне мой меч?
— Этот меч остановит тебя, — пообещал Заррэт, и вскинул оружие.
Затхэ ушел от удара, рассмеялся, кувыркнулся через голову — обернулся зверем. Заррэт умел биться с людьми, не со зверями, и от его второго удара Затхэ ушел еще легче, проще. Прыгнул в сторону, не разворачиваясь, припал на передние лапы и с силой ударил задними Заррэта в грудь. Тот отлетел в сторону, уцепился было за край скалы, но сорвался. Рухнул в пропасть и меч унес с собой.
Затхэ проследил за полетом, рыкнул себе под нос и пошел быстрее. Побежал. Если Заррэт пришел, придут и другие. Могут, конечно, переругаться по дороге, но иногда — когда не надо — они умели действовать слажено.
“Не время обращаться в человека, — решил Затхэ, — не сейчас”.
А через мгновение наперерез ему выскочили звери: Тэхэ верхом на диком волке вела за собой стаю саблезубых медведей. Затхэ остановился, стеной вокруг него взметнулась снежная буря — снег защищал, как мог. Не то что трусливый Ирхан — чуть что, прятался в тучи.
Но Затхэ не нужна была помощь. Ему не нужна была ничья помощь.
Он рванул навстречу стае, увернулся от прыжка волка, заметил блеснувший в руке Тэхэ нож, врезался в медведей и рванул зубами, ударил лапой. Его тоже зацепили, но он не почувствовал боли, просто отметил царапину на боку. И снова рвал, и снова бил, и уворачивался бы от ударов, но медведи были так неповоротливы, что ударить толком успели лишь пару раз.
Он знал их — он знал всех зверей, спасибо Тэхэ. И в шутку боролся со многими. И когда пришла пора бороться всерьез, раскидал легко, как котят.
Развернулся к Тэхэ. Весело удивился:
— Это все твои силы, рогатая? Ну же, покажи, на что способна!
— Я не хочу тебя убивать, — предупредила она, сжимая в руке нож, — вернись на гору сейчас же. Пока все целы.
Затхэ фыркнул. Он знал: дороги назад нет. Боги злопамятны, а он успел разозлить каждого из них.
И был, если честно, рад этому.
— Нападай, — сказал он. Тэхэ прыгнула. Он шагнул в сторону, и клинок мазнул мимо горла. Ударил лапой, опрокидывая. Вцепился зубами в руку — и почувствовал вкус крови. Золотой крови богов.