Мы, монстры. Книга 3: Зверь

Вернер Тим

Но понял через мгновение: это не они. Это Затхэ идет вперед по своей земле, и его земля, все ее порождения, все ее — и его — дети, звери, духи, все тянутся следом.

“Хорошо, — подумал он. — Летите. Идите. Больше фигур под рукой — даже лучше. Удобнее. На случай непредвиденных обстоятельств, одно из которых сейчас, вполне вероятно, подбирается ко мне”.

Мелкие фигурки.

Разменные монеты.

Нивену, наверное,

не понравилось бы такое определение. Его можно понять: он сам слишком долго был разменной монетой. Непонятно другое: почему он опять лезет на поле, если не хочет играть? Он же должен понимать, что так и не дорос до уровня сильной фигуры, более того — стал слабее.

Но все равно ему не сидится. Хочется влезть между богами. Кому-нибудь обязательно напакостить. Мешаться под ногами в момент, когда решается всё…

Йен остановил поток мыслей.

Если бы он верил, что существует отдельно от древней сущности, то решил бы, что сейчас в нем говорит Затхэ. Но Йен знал: говорит он сам, потому что больше никого нет. Ну и немного влияния Тейрина, вероятно. Два года прошло, а все сыгранные партии до сих пор в голове.

Еще одна проблема бытия полубога: ты не только видишь слишком много, не только знаешь слишком много, ты и помнишь слишком много. И каким бы пустым ты ни был, оно не помещается в тебе.

Потому, наверное, так хорошо сейчас в морозной звенящей пустоте.

Было бы — исправил себя Йен.

Было бы хорошо, будь она и правда пустотой.

Слишком много всего шевелится вокруг, слишком много всего дышит, идет, ползет…

“Интересно, — подумал он. — Небытие — пустота?”

Но тут же отмахнулся от этой мысли, сосредоточившись на куда более важной: здесь, в его горах, он слышит и видит всех и каждого. Но не слышит Нивена.

И в то же время слишком хорошо знает его: раз ушастый куда решил добраться к рассвету — он доберется. И одним Мертвым известно, чего это будет ему стоить. Может, как раз парочки Мертвых и будет. Но он — доберется.

“Если эльф не в горах — а он не в горах — у него только один вариант, чтобы успеть: долететь”.

Йен развернулся. Двинулся спиной вперед. Выбросил руку в сторону, где чувствовал вдали шевеление виверн. Щелкнул пальцами: стая сорвалась со скалы и помчалась к югу. Оттуда Нивен будет идти. И где-то там, южнее Даара, его следует остановить.

***

Ух’эр возмущенно фыркнул, оказавшись в высокой траве посреди ливня. Даже задымился под струями дождя — но скорее, для красоты, чем на самом деле. Прошипел:

—

Вы издеваетес-сь?!

Хлопнул в ладоши — и небо затянулось черным. Плотно-плотно, чтобы больше ни капли ни пролилось.

— Наконец-то, — раздраженно бросили за спиной, и Ух’эр подпрыгнул. Скорее, для видимости, чем от неожиданности. Всё ожидаемо: делаешь темно у себя дома — жди Тьму в гости.

Фиолетовые глаза сверкнули во мраке, и Лаэф сделал шаг к нему. Тонкие губы тронула улыбка. Казалось, брат изо всех сил старается ее сдержать, превратить в гримасу под стать Ух’эровской, старается казаться раздраженным, но чему-то так сильно радуется, что этого никак не скрыть.

Осталось понять, чему именно.

Вряд ли появлению Ух’эра. И уж точно — не темному полотну, демонстративно затянувшему небо. Оно ведь ненастоящее. Как всё здесь. Как все здесь.

Вот-вот прольется смоляными потоками.

— И на миг уже нельзя оставить без присмотра! — хмыкнул Ух’эр. Возмущенно топнул ногой — и трава вокруг рассыпалась серым пеплом.

— Рыжая пакость, — пожал плечами Лаэф.

Тон был такой, будто он говорил о назойливом насекомом, потому Ух’эр, сощурившись и подавшись вперед, уточнил:

— Которая?

Лаэф фыркнул. И снова будто бы сдержал — то ли улыбку, то ли смех.

На миг Ух’эр испугался, что пока его не было, они все что-то удумали, о чем-то сговорились, и теперь его ждет какой-нибудь очередной неприятный сюрприз. Ведь чему еще может так заметно радоваться брат? Брат, который вечно мрачен, серьезен и смертельно опасен, улыбки которого — насквозь лживы, слова — отравлены, движения — смертоносны…

И хотя умом Ух’эр понимал, что ему-то, да еще и здесь, бояться нечего, глубоко внутри было все равно не по себе.

— Эйра, — объяснил Лаэф.

И Ух’эр вспомнил, что есть еще одно объяснение, есть еще одна причина, по которой Тьма может так внезапно перемениться. Всего лишь одна.

Сорэн.

“Если они тут еще и миловаться начали, пока меня не было…” — возмущенно подумал он, но не закончил мысль. Это было бы слишком невероятным. Еще более невероятным, чем живой и чистый дождь в его царстве.

— Рыдала по детенышу, — пояснил тем временем Лаэф, и Ух’эр снова растерялся. Нахмурился. Брови сползли на нос, чуть не упали, пришлось снимать и заново цеплять на место: приложить ко лбу, быстро отдернуть одну руку и с размаху хлопнуть второй.