Мы начинаем в конце
Шрифт:
– С твоей мамой всё в порядке?
– С ней всегда всё в порядке.
– А с тобой?
– Нашел у кого про порядок спросить! Я – вне закона.
– Вон оно что… Те, которые вне закона, – плохие, верно?
– Буйный Билл Хиккок убил двоих, прежде чем стал шерифом. Может, когда-нибудь я исправлюсь. А может, и нет.
Дачесс подрулила чуть ближе. Заметила: футболка у него темная от пота – под мышками и на груди. К гаражной стенке крепилось баскетбольное кольцо; сетка отсутствовала. Дачесс задумалась: помнит Винсент Кинг, как мяч бросают?
– Из всего, что можно отнять, свобода – самое ценное? – спросила она и сама себе ответила: – Да, наверняка.
Винсент стал спускаться.
– У тебя шрам. Вон, на руке.
Он покосился на свое предплечье. Ну шрам. Ну длинный. Он к нему привык.
– И по всему телу шрамы, – продолжала Дачесс. – Тебя там били?
– Ты очень похожа на мать.
– Только внешне.
Она чуть подала назад, подергала бантик в волосах.
– Это для отвода глаз. Люди смотрят и думают: обычная девчонка.
Дачесс стала кататься перед ним – взад-вперед, взад-вперед.
Винсент взял отвертку и медленно приблизился.
– Тормоз заедает, потому и педали туго ходят.
Она не отвечала, только смотрела в упор.
Винсент опустился на колени – осторожно, чтобы не прикоснуться к ее голой лодыжке. Проделал несколько манипуляций с тормозом, встал, отошел.
Дачесс крутнула педали. И впрямь, теперь колесо вращалось куда легче. Луна скрылась. Винсент Кинг и запущенный его дом стояли будто на краю земли – за ними было только звездное небо.
– Чтоб я тебя возле нашего дома больше не видела. Нам никто не нужен.
– Как скажешь.
– Не хотелось бы добавлять тебе шрамов.
– Да, я тоже против.
– Пацана, который твое окно разбил, зовут Нейт Дормен.
– Полезная информация.
Дачесс развернулась и не спеша покатила домой.
На Айви-Ранч-роуд, у ее дома – она еще издали увидела – ворота были нараспашку. К ним зарулил автомобиль такой огромный, что по длине едва вписался в габариты дворика. Понятно: Дарка принесло.
Дачесс прибавила скорости. Отчаянно крутила педали. Зачем, зачем только она уехала? Ворвалась во двор, спрыгнула с велика, рухнувшего прямо на траву. Она не пойдет через холл – проникнет в дом через кухню. Короткая перебежка, пот ручьем по спине. Крыльцо и задняя дверь, и телефонная трубка, ловко легшая в ладонь. И – смех из гостиной. Материнский смех.
Невидимая для этих двоих, Дачесс наблюдала. Бутылка на журнальном столике – ее успели ополовинить. Букет красных цветов – такие продаются в Пенсаколе, в магазинчике при автозаправке.
Ладно, пусть их. Дачесс выбралась во двор, обошла дом и через окно залезла в спальню. Удостоверилась, что дверь заперта изнутри. Сняла шорты, поцеловала брата в темечко, раздвинула занавески и устроилась в изножье Робиновой кровати. Пока в доме этот громила, она не позволит себе уснуть.
7
– Расскажи про девочку, – попросил Винсент.
Они с Уоком сидели на задней
– У Дачесс детства нет, да толком и не было.
Уок полагал, что осведомлен лучше остальных.
– А Робин?
– О нем заботится Дачесс. Делает то, что должна бы делать ее мать.
– Про отца известно?
Уок глядел на ряды скамей. Их красили в белый цвет, а каменный пол прикрыть забыли. Теперь он усеян мелкими каплями. Уок поднял взгляд, оценил высоту сводчатого потолка, детали арок. Церковь дышит красотой – недаром же ее постоянно фотографируют курортники, а по воскресеньям на скамьях нет свободных мест.
– В обоих случаях – ничего серьезного. У Стар были отношения, свидания; в некий период она возвращалась домой только под утро – я видел.
– Путь стыда.
– Нет, стыда как раз не было. Ты ведь знаешь Стар – когда она чего стыдилась?
– Не знаю я ее. Похоже, не знал и раньше.
– Да ладно. Она прежняя девчонка. Та, что была твоей парой на выпускном – ну после девятого класса.
– Я писал Хэлу. Ее отцу.
– Он тебе отвечал?
– Да.
Минут десять прошло в молчании. Уок мучился вопросами, на которые не желал знать ответов. Отец Стар известен суровым нравом. В Монтане у него ранчо, многие акры земли. В Кейп-Хейвен не ездит – боль слишком сильна. Внучку и внука никогда не видел.
– Сначала он посоветовал мне покончить самоубийством.
Уок вперил взгляд в стену. Фреска: сонм святых, суд, прощение.
– Я бы послушался, да он передумал. Решил, что смерть – это слишком легко. Прислал мне фотографию… – Винсент сглотнул. – Фотографию Сисси.
Солнечный луч ощупью подобрался к кафедре, остро высветил грань. Уок закрыл глаза.
– Ты в город уже выходил?
– Это чужой город.
– Освоишься.
– Надо будет заглянуть к Дженнингсу. Купить краску. Вроде теперь Эрни владеет магазином?
– Тебя это смущает? Я поговорю с ним.
В ту ночь Эрни вместе со всеми участвовал в поисках. Был первым, кто заметил поднятую руку Уока. Первым, кто бросился к нему. При виде мертвой девочки Эрни попятился, согнулся пополам, и его вырвало.
Со скамьи они поднялись одновременно. Вышли на воздух. Дорожка к обрыву заросла травой, памятники покосились. Внизу, в двухстах футах от Винсента и Уока, неистовствовал прибой.
Превозмогая головокружение, Уок заговорил:
– Я часто думаю про нашу четверку. Смотрю на местных ребят, на Дачесс и Робина – а вижу нас с тобой, Марту и Стар. Она знаешь что на днях сказала? Что на пятнадцать себя ощущает. Нам надо держаться вместе – мне, тебе и Стар. Может, мы всё вернем. Ну почти. Раньше было проще, раньше было…