Мы над собой не властны

Томас Мэтью

Она сама не понимала, зачем все это говорит.

— Все будет хорошо, — сказал Сергей. — У вас голова хорошо работает.

Атмосфера неуловимо изменилась. Настроение как будто стало мягче — не у Эйлин, у Сергея.

— Не знаю, когда Эду разрешат вернуться домой, если его состояние все-таки стабилизируется. — Теперь Эйлин лукавила. — Мне бы хотелось, чтобы вы были здесь на всякий случай. Хотя бы какое-то время. Передайте, пожалуйста, вашей жене спасибо за терпение. Мне нужно привыкнуть к переменам. Она, наверное, удивляется, почему вы все еще здесь.

— Моя жена... Она не

знать, что ваш муж в лечебнице.

— Не знает?

— Нет. — Сергей засмеялся. — Какая ей разница? Лишь бы я деньги домой приносить.

Эйлин промолчала.

— Долго вы ждать мужа? — спросил Сергей.

Она, вспыхнув, начала собирать со стола посуду.

— Сколько потребуется. Пока не станет окончательно ясно, что он не вернется.

Эйлин принялась перечислять, что нужно сделать завтра, пока она на работе: прибрать в гараже, выгрести прошлогодние листья из канавы, заменить перегоревший фонарь около дома. Догадывается ли Сергей, что она все это придумывает на ходу? Список дел получился не такой уж длинный, но на несколько дней хватит. Эйлин поднялась в спальню и стала готовиться ко сну. Позвонила приятельница, потом другая. Эйлин просидела у телефона до одиннадцатого часа. О Сергее никому не говорила.

Потом она лежала в постели, гадая, что ждет ее завтра в лечебнице. Вдруг, проведя там ночь, Эд окончательно потеряет связь с прежней жизнью? Ей мерещился его ненавидящий взгляд, словно она предала Эда, поместив в лечебницу, и предавала заново каждый день, оставляя его там.

Она слышала, как Сергей вернулся к себе в комнату, как заскрипели под ним пружины кровати. Потом раздался приглушенный храп. Наконец Эйлин задремала под бормотание телевизора. То и дело ее сон тревожила повышенная громкость рекламных пауз, а потом солнце властно призвало ее к жизни.

Подходя к регистратуре, Эйлин столкнулась с заведующей по культурно-развлекательной работе. На руке у женщины сидела большая тропическая птица, и та ее сунула чуть ли не в лицо Эйлин:

— Это Калипса. Поздоровайся с дамой, Калипса!

— Здравствуй, Калипсо! — отозвалась Эйлин с принужденной шутливостью.

— Калипса. Оканчивается на «а». Поздоровайся, Калипса!

У самой женщины был приколот бедж с именем «Кейси», однако она не представилась. Птица, сидя на ее запястье, зловеще таращилась на Эйлин.

— Я Эйлин.

— Протяните руку, и она к вам пойдет.

Эйлин нехотя протянула руку, лишь бы хоть как-то сгладить неловкость этой сцены.

— Прямее держите! — скомандовала сотрудница. — Вытяните руку, она перейдет.

Эйлин распрямила руку. Птица и вправду решительно перескочила к ней на запястье, вскарабкалась выше и остановилась, впившись когтями в мягкую кожу на внутренней стороне локтя. Эйлин чуть не вскрикнула.

— Немножко щиплется, — сказала сотрудница.

— Довольно сильно.

— Ничего, привыкнете.

— Да, наверное, — сухо проговорила Эйлин.

— Я с ней прихожу к пациентам. Она обожает по ним лазить.

— Лазить по ним? — не веря своим ушам, переспросила Эйлин.

— Да, вверх-вниз.

Вряд ли такое понравится Эду. Птица полезла к Эйлин на плечо и там устроилась окончательно, словно альпинист, покоривший

вершину. Эйлин чуть-чуть расслабилась, хотя птичьи когти основательно стиснули ее плечо сквозь ткань.

— А им... не больно?

— Калипса безобидная! — возмутилась сотрудница. — Они на нее кричат, машут руками, а она себя ведет как истинная леди!

Птица клюнула воротник Эйлин и уже примеривалась к уху, но тут сотрудница ее забрала, приговаривая что-то укоризненное — якобы адресованное птице, а на самом деле явно Эйлин.

В толпе перед телевизором Эда не было.

— Где мой муж? — спросила Эйлин у дежурной медсестры.

— А кто он, мэм?

— Эдмунд Лири. Вчера поступил.

— Наверное, спит. Умаялся за день. — Девушка выразительно изогнула бровь.

— Что случилось?

— Иногда пациенты не сразу адаптируются.

— Что случилось?!

— Пришлось его зафиксировать. Не хотел переодеваться. Он моложе нашего обычного контингента. Энергичней.

Несмотря на тревогу, Эйлин ощутила короткую вспышку гордости. Скорей бы его увидеть!

Когда Эйлин вошла в палату, Эд лежал неподвижно, глядя в потолок. На прикроватном столике негромко ворковало радио. Прислушавшись, Эйлин поняла, что передают рэп. Она быстро выключила звук и в гневе бросилась к дежурной.

— В комнате моего мужа по радио играл рэп!

Медсестра тупо смотрела на нее. Волосы девицы, то ли прямые от природы, то ли распрямленные, громоздились на голове разноцветной башней, словно из блестящей керамики. Ничего ей не объяснишь, и пытаться незачем.

— Никогда не включайте у него в комнате рэп!

— Извините, миссис...

— Лири. Эйлин Лири. А мой муж — Эд Лири. Я буду приезжать каждый день. И я требую, чтобы в его палате не включали рэп.

— Извините...

— Я сама медсестра по профессии. Понимаю, иногда хочется послушать радио, пока меняешь постельное белье и так далее. Но ни в коем случае не включайте при нем рэп! — Ее даже пот прошиб. — Надеюсь, это понятно?

— К начальству пойдете?

— Может быть, завтра, — сказала Эйлин. — Спасибо.

— Насчет радио больше проблем не будет, — заверила девица.

— Не сомневаюсь, — ответила Эйлин и снова пошла к Эду.

Она буквально слышала, что о ней думает дежурная. Этот мысленный монолог звучал в ее голове много лет, когда она руководила медсестрами. Ничего страшного, она переживет.

В глубине души Эйлин знала — будь Эд прежним собой, он, может, и послушал бы рэп с искренним непредвзятым интересом. Когда-то отсутствие у него предубеждений ранило Эйлин тысячью мелких царапин, но она терпела, потому что иногда он все-таки был способен с почти первобытной яростью броситься на защиту своих. Случалось, его выводили из себя те же явления окружающей действительности, которых не переносила Эйлин. Она никогда не забудет, как однажды поздно вечером парочка латиноамериканских подростков, стоя под фонарем возле их дома, битый час изощрялись в непристойной ругани. Эд не выдержал, выскочил на крыльцо и отчитал их. Сказал — если им хочется похабничать, пусть идут в другое место, а здесь не такой дом. Парни струсили и ушли. Эйлин наблюдала через плечо Эда, из прихожей.