Мы над собой не властны
Шрифт:
Эйлин почти обрела душевное равновесие, как вдруг на глаза ей попались три фотографии в красивых рамках, выстроившиеся возле ночника, будто часовые. У Эйлин внутри все сжалось, хотя, казалось бы, на снимках не было ничего особенного. Семейное фото — скорее всего, снято в отпуске; черно-белая свадебная фотография; и пожилые муж с женой, верхом на лошадях, — муж улыбается во весь рот, сидя в седле спокойно и уверенно. Видимо, решили под старость податься в теплые края. А может, они уже умерли и дом продают наследники. Судя по всему, эти люди прожили хорошую жизнь. Муж и в пожилом возрасте
Эйлин даже затошнило от волнения. Вот чего Эд не понимает — в таком доме она смогла бы наконец вздохнуть свободней и наладить их общий быт. Стать такой женой, которая не мечется с утра по дому, спеша приготовить еду, пока муж не ушел на работу. Пожалуй, в таком доме можно бы прожить и до самой смерти.
Собрав волю в кулак, Эйлин спустилась вниз. Риелторша с молодыми людьми обнаружились в патио: муж озирал двор, жена с пристальным интересом осматривала гриль. Эйлин, одернув блузку, раздвинула стеклянные двери:
— Мне надо бежать. К сожалению, нет времени посидеть и поговорить.
— Да-да, конечно! — подхватилась риелторша. — Вы взяли наш буклет?
— Дом чудесный, но, боюсь, это не совсем то, что нам нужно.
— У всех свои требования, верно? Иначе все жили бы в одинаковых домах!
— Мы с мужем хотели бы посмотреть другие варианты, в этом же районе.
— Прекрасно, возьмите мою карточку! А сейчас вы где живете?
— В городе.
Формально Квинс действительно входит в состав Нью-Йорка, но Эйлин понимала, что своим ответом создает несколько иное впечатление.
— С удовольствием покажу вам другие дома!
— Спасибо. — Эйлин обернулась к парочке. — Удачи вам в поисках!
— И вам удачи, куда бы ни вел ваш путь, — высокопарно ответил молодой человек.
Эйлин в этом почудилась грубость.
Когда она вернулась домой, Эд лежал на диване в наушниках и с закрытыми глазами. Эйлин постояла возле него, помахала рукой в надежде, что он почувствует, потом зашла к Коннеллу.
Он валялся на полу, прямо в бейсбольной форме. Эйлин залюбовалась — какой он милый! Форма была чуть маловата — за прошедший год Коннелл раздался в плечах и в росте прибавил. Может, нехорошо, что он столько времени проводит в подвале со штангой? Эйлин где-то слышала, что от этого могут быть проблемы с ростом. Однако в последнее время у нее было столько забот. С дурной компанией не связался, и то ладно.
Коннелл догадался снять грязные шиповки, но и вся форма была забрызгана жирной грязью, которую невозможно отстирать.
— Как прошел матч?
— Мы проиграли. Я опозорился. Девять раз подарил базу противнику.
Он подбросил мячик и снова поймал, едва не попав себе по лицу. В последнюю секунду увернулся, не то мяч расквасил бы ему нос.
— Ничего, научишься — станешь играть лучше.
— Зато у меня подача мощная! — похвастался Коннелл, расплывшись в горделивой улыбке.
— Только дверь гаража не погни своими подачами, — предупредила Эйлин. — У меня сейчас лишних денег нет на новую дверь.
Коннелл кивнул.
— Папа пришел за меня болеть.
— Правда?
— Странный он какой-то.
Эйлин сжалась от страха:
— Что такое?
— После
— Ну... Действительно, не очень хорошо заставлять людей ждать, — неуверенно ответила Эйлин, боясь, что Коннелл услышит, как неискренне она заступается за мужа.
— Не мог же я оставить биты валяться на площадке! Тренер попросил помочь. И не так уж долго я копался, правда! А отец всю дорогу орал не переставая.
— Не обижайся. У папы сейчас тяжелое время.
— Я его не просил меня ждать! Мог бы вообще не приходить.
— Он любит смотреть, как ты играешь.
— Плевать!
— Не надо так!
— Мам, ты его не видела. Он прямо как с ума сошел.
Мяч укатился в сторону. Коннелл не стал за ним тянуться. Так и сидел, упираясь руками в колени, — маленький мужчина, столкнувшийся с жизнью лоб в лоб. Он умный мальчик. Знает, что у других детей бывает хуже — отец или бьет, или вообще ушел из семьи. И все-таки грустно видеть, как рушатся иллюзии. Обычно близость Коннелла с отцом вызывала у Эйлин ревность, а сейчас ей хотелось защитить эту связь между ними.
— Папа всегда злится, когда ему приходится кого-то ждать в машине. Не принимай на свой счет. Наверняка он уже жалеет.
— Полчаса проторчали около дома — он все извинялся.
— Вот видишь!
Однако вечером в постели она стала упрекать Эда:
— Коннелл говорит, ты на него накинулся ни с того ни с сего.
— Сорвался.
— Эд, он же маленький еще.
— Такого больше не повторится.
— Надеюсь. Может, у тебя с отцом были сложности, но мальчик-то не виноват.
Пару кварталов до риелторской конторы Эйлин прошла пешком. Вдруг риелторша в прошлый раз не рассмотрела ее машину? Конечно, рано или поздно хитрость раскроется, но пускай хотя бы поначалу Эйлин воспринимают всерьез. Точно так же в молодости она просила придержать для нее какую-нибудь вещь в магазине. Продавец записывал ее фамилию на бумажке и обещал, что товар столько-то времени будет ее ждать. Эйлин почти никогда не возвращалась за покупкой — ей было довольно сознавать, что желанная вещь хотя бы недолго и хотя бы в теории принадлежала ей. Может, проведя немного времени в дорогих домах, она получит своего рода прививку и ей уже не нужно будет на самом деле там жить?
Контора находилась в центре Бронксвилла. Зажатая меж двух дорогих бутиков, внутри она чем-то напоминала кабинет старого дантиста. Обшитые деревянными панелями стены, синее ковровое покрытие на полу и несколько потертых письменных столов по обе стороны прохода. Здесь Эйлин не чувствовала себя самозванкой. Они были почти наедине, только еще один сотрудник негромко разговаривал по телефону в уголке.
Темные волосы Глории были коротко подстрижены, как у политика. Кое-где проглядывали непрокрасившиеся светлые прядки. Ростом примерно с Эйлин, риелторша была одета в темно-синий костюм и блузку, с виду шелковую. Ослепительно-белые и ровные зубки наводили на мысль о коронках.