Шрифт:
Глава 1
Весна в этом году выдалась поздняя – начался уже май, а лёд на реке только-только решил растаять. Из-за этого у берега вовсю слышались треск и пощёлкивание; под тёплыми лучами солнца нетерпеливая вода одолевала ледяные покровы.
А на отлогом песчаном берегу, если приглядеться, можно было приметить небольшие камешки, будто нарочно сложенные в виде колеса. Целую зиму они скрывались под снегом и оставались неподвижны. Теперь же, когда майское солнце коснулось их жарким поцелуем, камни, словно вдруг обрели силу, принялись вращаться вокруг своей оси, расти в высоту и
Если бы кто-либо из простых смертных очутился бы на этом берегу и неосторожно подошёл к удивительному каменному солнцу, он увидел бы небывалую картину. Камни выросли уже гораздо выше человеческого роста; они вращались всё медленнее, успокаивались. И вот в какой-то миг сквозь них, будто через врата проскочила лёгкая, изящная женская фигурка в длинной светлой рубахе. Женщина замерла на месте, закинула голову, подставляя лицо солнцу, расхохоталась, раскинула руки – будто желала обнять этот берег, реку, лес, стремительно тающий лёд… На её голос из каменных ворот высыпали другие девушки: все красивые, изящные, с длинными волосами, смеющиеся и счастливые. Точно повинуясь неведомой команде, они замерли на месте, образуя круг и широко раскинув руки…
– Сёстры, просыпайтесь! Выходите! Выходите все!
– Злата! Злата! Нынче твоя очередь! Пой, Злата, пой!
И тогда одна из них высокая, худенькая, смуглая, с волосами чёрными, будто вороново крыло, выступила в середину круга. Она отвела волосы с лица, запрокинула голову, простёрла руки к солнцу и прикрыла чёрные миндалевидные глаза, сверкающие горячим блеском.
Она запела сильным, звонким голосом; спокойная мелодия поплыла плавно и неспешно, всё выше и выше в чистое голубое небо. Сёстры слушали, тоже прикрыв глаза и словно слившись в едином объятии. Берег, тающий лёд, лёгкий ветерок – всё слушало песню Златы.
Тем временем мелодия начала меняться: из протяжной, плавно-льющейся она стала ритмичной, стремительной, резкой. Голос Златы звучал теперь громче, гортаннее: она повелевала сёстрам двигаться, танцевать! И вот вокруг неё образовался хоровод; девушки сначала плыли лёгкими плавными шажками, точно лебёдушки, затем всё быстрее, быстрее… Ритмичный мотив будто вливал в их тела новые и новые силы. Их босые ноги неслись, притоптывая в стремительной пляске; сёстры парили над берегом, словно у них вдруг выросли крылья! Многие уже спрыгнули на тающий лёд и танцевали там, едва касаясь пальчиками босых ног ненадёжного ледяного помоста…
Злата, не переставая петь, начала кружиться на месте, по-прежнему раскинув руки – всё громче, всё быстрее! Пение перемежалось громкими, гортанными выкриками, от которых оживала на глазах скованная долгой зимой земля. Ручьи начали звенеть громко и радостно, птицы подхватили мощный, властный призыв… Злата кружилась стремительно, отбивая ногами такт, сёстры кружились вместе с ней – и вот уже то одна, то другая взмывали в воздух, на лету обращались птицами. Иные, внезапно обретя рыбий хвост и чешую с криком ныряли в освобождённую ото льда воду и неслись подо льдом будто тени. Третьи – разбегались, приняв облик зверей лесных: лисиц, зайцев, ласок, волчиц… И лишь запевала их, Злата, всё кружилась и кружилась в сумасшедшем танцевальном вихре – и вместе
Ей казалось, что сейчас она задохнётся или умрёт от разрыва сердца, если не начнёт танцевать. Эти стены, тесные и душные, будто стенки гроба, этот затхлый воздух! Ужасно… А в голове, в ушах звучала нежная мелодия, которую напевал звонкий, хрустальный голос, отчего-то казавшийся ей родным и близким.
Девушка поднялась, будучи не в силах больше сдерживаться, и решила дать себе волю. Она начала подпевать, тихо и приглушённо. Никто всё равно не услышит; в конце концов, отчего бы ей и не петь? Но песня оказалась коварной: она не просто звучала, оживляя и освежая душу – она оживляла ещё и тело, приказывая двигаться, плясать!
И девушка потихоньку закружилась по комнате, скинув башмаки; она поднялась на цыпочки, чтобы не шуметь и не топать – впрочем, вряд ли кто-нибудь услышал бы её сейчас. В доме она была одна.
«Быстрее! Смелее!» – звала песня. Повинуясь ей, девушка танцевала, вскидывая руки и кружась всё стремительней. Ах, если бы сейчас оказаться в лесу, на поляне, на берегу реки или озера, да всё равно где – только бы не здесь, в городе, среди чужих враждебных людей, которые никогда не поймут, что с ней сейчас происходит! Только бы никому не пришло в голову зайти в эту комнату и докучать ей! Она не хочет ни с кем разговаривать! Она не хочет ничего объяснять – лишь петь и кружиться, кружиться!
Она распахнула маленькое окошко – так, чтобы лучи майского солнца падали прямо на лицо – и выдернула ленту из косы. Чёрные волосы покрыли её спину до самой талии…
На скрипучей лестнице, ведущей в мезонин зазвучали медленные, неуклюжие шаги. О нет, только не это! Она не способна сейчас никого видеть, говорить о каких-то пустяках!
– Анюта! Что это с тобой?!
Подбежать к подруге Клаша не смогла: ей всё ещё трудно было ходить после последнего несчастного свидания с бароном фон Ферзеном. Она прохворала тогда несколько дней, почти не покидала постели – но вскоре Лялина заговорила о том, что пора бы и честь знать. По её разумению, Клавдия была не так уж и больна, чтобы продолжать бездельничать…
– Анюта! Ты чего это пляшешь? – удивилась Клавдия. Она всё-таки приблизилась к подруге и попыталась взять её за руку… И тут же вздрогнула от страха.
– Анна, что случилось?
Лицо Анны побледнело, так что кожа стала почти белоснежной, а глаза, наоборот, превратились в пугающие чёрные провалы… Она издала что-то, напоминающее рык, и с небывалой силой оттолкнула Клавдию. Та отшатнулась, уронила какой-то свёрток, что держала в руках. Хорошо ещё, комнатка была довольно мала, и Клаша упала на постель, вместо того чтобы растянуться на полу. Клавдия вскрикнула и попыталась отползти…
Анна остановилась, мгновение пребывала в неподвижности, затем зажмурилась и потрясла головой, словно избавляясь от некоего наваждения.
– Клаша! Не ушиблась? Ох, прости, я не нарочно!
– Но что это с тобой? – с беспокойством вглядываясь в неё, расспрашивала Клавдия.
– Так… Что-то нашло на меня нынче. Замёрзла, вот и захотелось попрыгать…
Анна усмехнулась, зябко передёрнула плечами и закуталась в платок. Её тело сотрясала мелкая дрожь, а босые ноги продолжали слегка притопывать.