Мы нарушаем правила зимы
Шрифт:
Владимир уселся на лошадь, будучи в приподнятом настроении. Он вполне удовлетворился своим расследованием: ну разумеется, это была никакая не графиня Левашёва! Если она осталась жива, разве стала бы рядиться в убогие мещанские тряпки-салопы, и бояться шагу ступить, находясь в лавке! Это Анна-то, выросшая в роскоши, имеющая прекрасный вкус и изящество, привыкшая получать всё, что только захочет! Да нет же, быть этого не могло!
Левашёв пустил лошадь рысью, собираясь всё-таки прибыть в министерство. Он скажет господину Нессельроде, что всю ночь страдал от мигрени, но всё равно отправился на службу. Тот, конечно, поверит,
Владимир был совершенно счастлив.
Дом на Обуховской с его кабаками, лавками и шумными грязными обитателями обычно казался Катерине Фёдоровне отвратительным, но никогда – зловещим. А вот сегодня, когда она переступила порог, и кабатчик кивнул ей уже как знакомой – по всему её телу пробежала дрожь. Хотя это можно было отнести к ухудшавшемуся на глазах здоровью: последнее время она слабела не по дням, а по часам, страдала от затруднённого дыхания, головокружения и болей в груди… Собственно, если и Макаровна не сможет помочь, скорее всего, конец уже близок.
Она постучала условным стуком. Этот визит произошёл гораздо раньше оговоренного ими срока, поэтому Катерина Фёдоровна не удивилась бы, если бы Макаровны не оказалось дома.
Старушка, однако, отворила сразу, будто ждала её за дверью. Она только взглянула на лицо своей гостьи и безмолвно всплеснула руками.
– Милая ты моя! Что, плохо, да?
– Плохо, Макаровна, – прошептала посетительница. – Видать, уже всё: спать-есть не могу, ходить тяжко. Перед дочерью бодрюсь, притворяюсь. Она, бедняжка, замечает, да огорчать меня не хочет: только просит – покушайте, мол, маменька, отдохните, не утомляйтесь. Вот, делаем вид друг перед другом, что всё хорошо!
Катерина Фёдоровна горько улыбнулась.
– Я, Макаровна, хотела у тебя снадобье новое попросить: ты поможешь? Ох, мне бы хоть месяц протянуть ещё! Боюсь, зятёк мой опять фокус проделает: женится, да и выкинет дочку мою за дверь, а детей себе оставит! Не верю ему!
– И как же ты ему помешаешь? – помолчав, спросила Макаровна.
Катерина Фёдоровна несколько минут трудно дышала, приложив руку к впалой груди.
– А я придумала – напишу бумагу, где все его проделки будут подробно расписаны, запечатаю и отдам на хранение – ну хоть поверенному нашему, господину Осокину. Он был другом мужа покойного. И воля моя такая будет: если граф Левашёв второй раз женится, чтобы сей документ отнесли в полицию и вскрыли там! А зятюшке перед смертью об этом скажу, пусть знает!
Макаровна слушала и качала головой.
– Эх, доченька, что уж ты затеяла! Не лучше ли будет спокойно уйти, пускай они себе сами разбираются? Чай, не ребятишки малые. А ты этими мыслями только сжигаешь себя!
– Нет, Анисья Макаровна, ты мне даже не говори! – яростно прохрипела гостья. – Так просто не уйду; больше у Елены никого на свете нет, некому за неё заступиться… – Она вдруг осеклась. – Макаровна, родная, позволь ты мне на Илюшу последний раз взглянуть! Он ведь спит? Пусть он уже не говорит ничего, не узнает меня – всё едино! Хочу на него посмотреть!
Старушка
– Доченька, да я же тебе говорила…
– Помню, всё помню, только уже не важно, нужды нет! Я не испугаюсь его! – задыхаясь, нетерпеливо произнесла Катерина Фёдоровна. – Просто: посмотрю, попрощаюсь! Ведь не увидимся больше!
Она решительно вскочила и направилась к дверце в соседнюю каморку – но Макаровна проявила несвойственную ей прыткость и преградила дорогу.
– Подожди…
– Пропусти меня! – нервно вскрикнула гостья.
– Милая, его там нет!
Катерина Фёдоровна по инерции ещё продолжала некоторое время стремиться в соседнюю каморку и пытаться убрать Макаровну с дороги – и лишь через несколько мгновений остановилась.
– Ч-что?..
– Нет его, доченька, – отчётливо повторила старушка. – Нету больше.
Гостья постояла, бессмысленно блуждая взглядом по сторонам; меловая бледность покрыла её кожу, а губы сделались синевато-серыми. Она прерывисто втянула воздух и, отстранив старушку, прошла в соседнюю каморку.
Там было чисто, тихо и мёртво. Застеленная кровать, стол, привинченный к стене, табурет составляли всё убранство этой нежилой комнатушки. Катерина Фёдоровна обвела глазами каморку, будто не узнавая её, сделала шаг вперёд, присела на табурет перед пустой кроватью.
– Илья, – прошептала она. – Илюша. Я не думала… Разве я хотела?..
Макаровна, пригорюнившись, стояла в соседней комнате – и лишь когда за стенкой раздался звук падения тяжёлого тела – кинулась в каморку.
Катерина Ивановна лежала на полу, дыша тяжело и прерывисто, будто рыба, вынутая из воды. Лицо её в обрамлении чёрного вдовьего чепца смотрелось уже не белым, а синим; тощая грудь судорожно дёргалась в попытках сделать вдох.
– Макаровна, мне домой скорей надо! Зови извозчика, дай Бог успеем! Дочка моя…
Старуха, бормоча что-то невнятное, влила даме в рот какую-то микстуру. Та стала дышать чуть ровнее, но лицо её всё равно оставалось синеватым, и встать даже с помощью Макаровны она не смогла.
– Беги за извозчиком, Макаровна! Христом-Богом прошу!
Старушка печально кивнула и с невероятной ловкостью засеменила вниз по ступенькам.
Глава 3
Анна сидела у себя, наверху в мезонине. На улице было по-летнему тепло; уже расцвели одуванчики, что придавали городу радостный, беззаботный вид.
Она посмотрела вниз, на двор. Дом их хозяев окружал палисадник; ещё там был небольшой огородик, где хозяйка высаживала зелень, несколько яблонь и слив, кусты малины и крыжовника. Так как хозяйское семейство не могло позволить себе многочисленную прислугу, Арина Ивановна сама возилась с садом. В доме ей помогала старшая дочь, девушка лет пятнадцати, а стряпала на всю семью пожилая баба Маланья, – единственная из всей дворни, оставшаяся при хозяине.
Самого хозяина Анна и Клаша почти не видали: он жил в первом этаже, в дальней, отдельной комнате. Судя по всему, хозяйке совсем не улыбалось, чтобы жилицы увидели её супруга, бывшего подполковника лейб-гвардии Семёновского полка, в нынешнем плачевном состоянии. Впрочем, тот был «тихим» пьяницей: песен не горланил, скандалов не устраивал, дружков и собутыльников не водил. Так что Анна была совершенно довольна нынешним местом жительства.