Мы не сеем колючек
Шрифт:
— Что-то давно не видно тебя, девочка? Как отец?
— Передавал привет.
— Скажи, что я по нему соскучился.
— Обязательно скажу.
Господин Мухаммед ласково погладил девушку по плечу.
— Неплохо бы и поправиться!
Софа зарделась.
— А разве я худая?
— Пяток килограммов не помешало бы прибавить!
— Софе это незачем! — обиделся Хамди.
— Помолчи, приятель! Что ты понимаешь в этом деле?
Софа не знала, куда деваться.
— Папа, что ты говоришь! — заступилась Самиха.
— Постыдился бы, старый! — добавила Фатьма.
— Прислушайся к моим словам, Софа! — как ни в чем не бывало
— Образумь его, боже! — сокрушенно отозвалась та.
Когда дверь за отцом закрылась, Хамди восхищенно воскликнул:
— Дай нам бог стать такими же, как он! Такого человека не сыскать в целом свете!
— Твоя правда! Второго Мухаммеда эс-Самадуни земля не вынесет! — заключила мать.
Глава 16
Хотя хозяин и предупредил, что задержится, однако домой он вернулся довольно скоро.
— Папа пришел! — радостно встретил его Хамди.
Возвращение отца всегда вызывало веселый шум.
Мухаммед нарочно стучал ногами, поднимаясь по лестнице, трезвонил в дверь, притворялся разносчиком или посыльным из магазина, нагруженным пакетами с виноградом, персиками, сливами, абрикосами… Правда, «посыльный» был очень неаккуратным — по дороге он «пробовал» из каждого пакета, и довольно основательно. Кроме того, господин Мухаммед всегда «проверял качество товара» еще в лавке. По его методу нужно было вначале наесться до отвала: «Чтобы не обманывало чувство голода!» Однажды он решил купить мандарины. Как начал пробовать — хозяин и со счета сбился! Пришлось подбирать корки, чтобы пересчитать. Оказалось, он съел около тридцати штук!
Сейида всегда заранее улыбалась, открывая хозяину дверь.
— Госпожа наверху? — спрашивал он.
— Да, господин.
— Добрая или сердитая?
— Была сердита, теперь успокоилась.
— Что ее рассердило, а что успокоило?
Они поднимались по лестнице, и Сейида рассказывала обо всех событиях дня.
Однажды господин Мухаммед вернулся очень довольный. Под мышкой у него были две большие коробки, похожие на конфетные. Самиха, Хамди и Сейида не могли скрыть заинтересованности.
— Что там в коробках? — спросил Хамди.
— Наверное, шоколад! — предположила сестра.
— И когда только кончится это расточительство?! — отозвалась подошедшая Фатьма.
— Что ты все жалуешься на жизнь? — упрекнул ее муж.
— Мыслимое ли дело, купить столько шоколада?!
— Ничего, мы съедим! — крикнула Самиха.
Хамди схватил одну из коробок и мигом разорвал обертку. В бумаге лежала книга… Хамди разочарованно перелистал и отложил. Взял другую коробку… Тоже книга!
— Вот тебе и шоколад…
— Собрание сочинений Мопассана, — объяснил отец.
— А сам говорил… — начал Хамди.
— Я ничего не говорил. Это Самиха так решила, а мать сразу на меня набросилась… Сами придумали, а теперь обижаетесь! Обычная картинка в нашей благословенной стране: все хором толкуют о незнакомом предмете, а тому, кто точно знает, в чем суть, невозможно и слова вставить.
— Только раздразнил всех.
— Ну что ж, дочка, — господин Мухаммед запустил руку в карман, — вот, возьми полреала [21] , купи шоколаду, И Хамди монетка найдется…
21
Пять
Он взглянул на Сейиду, внимательно следившую за происходящим.
— Получай и ты полфранка, только, чур, не откладывать — шоколад так шоколад!
Такое швыряние деньгами возмутило хозяйку. Она принялась укорять мужа, как легкомысленного ребенка:
— И так разорился на книгах. Что в них толку? Полны шкафы, а много ли пользы? Бумага и бумага!
— Враждуй с эмиром, но не враждуй со знанием! — воскликнул хозяин, потрясая принесенными книгами. — Если бы ты могла прочесть, что написано на этой «бумаге»! Я готов запереться в комнате на целый год, только бы со мной были книги. С ними я никогда не чувствую себя одиноким. Книги — это великое благо, Фатьма! И как говорит пословица: даже пыль книг лучше шафрана невежества! Как жаль, мать, что Аллах лишил тебя этого лучшего своего дара!
— Всю жизнь ты провел над книгами! И чем они тебе помогли? Ты бы давно уже мог стать министром! — сердито оборвала его Фатьма.
— Слава Аллаху, что уберег меня от такой судьбы! Было бы на одного осла больше. И так страна похожа на пастбище.
— Не передергивай! Можно подумать, кроме лавочников и хозяев кофеен, с которыми ты проводишь столько времени, нет никого умнее!
— Для меня, например, парикмахер Махмуд значит куда больше сотни начальников департаментов…
— Ну да, сам с нищими водишься, так хоть о детях подумай! О пенсии бы похлопотал. Больше рассчитывать не на что — после тебя ничего не останется…
— Что хлопотать? Плюс-минус несколько фунтов — какая разница!
— Я об одном беспокоюсь, чтобы было что на черный день. Никто не знает, когда он придет, но готовым быть надо всегда…
— Ну что ты судьбу гневишь? Не обременяй себя мыслями о завтрашнем дне. Как сказано у великого Хайяма: «Вчерашний день прошел, а завтрашний день еще не народился»…
И господин Мухаммед продолжал жить как всегда — погрузившись в сегодняшний день и не заботясь о завтрашнем. Читал, «когда тянет», работал, «когда захочется», смеялся, «когда шутится»… Ценил в людях не их положение и капиталы, а порядочность, добросердечность, искренность. И очень любил шутку. Всякий, кто не лез в карман за озорной шуткой или веселой историей, был лучшим другом Мухаммеда эс-Са-мадуни.
Его отец рассказывал такой случай: когда он очередной раз обанкротился, сын работал в министерстве просвещения и жалованье Мухаммеда было единственным источником пропитания для всей семьи. Но однажды этот помешанный на книгах человек купил собрание сочинений Ибн ар-Руми [22] , закрылся в своей комнате и не выходил на свет божий, пока не прочитал до конца. Пришлось распрощаться со службой!
Такой уж он, писатель эс-Самадуни: то занятый, словно министр, то убивающий время, словно бездельник, — идет обедать в любую харчевню с каким-нибудь краснобаем в лохмотьях, дает реал нищему, а сам потом выпрашивает пиастр на трамвай у первого встречного… Если на его пути дворник подметал тротуар, он не ленился пойти другой дорогой, чтобы не дышать пылью. И не дай бог ему встретить Хасана-эфенди! Мухаммед готов был сделать крюк хоть в несколько километров, лишь бы не видеть этого «надутого идиота».
22
Известный арабский поэт, 835–896 гг.