Мы ничего им не должны!
Шрифт:
– Первые ласточки! Нас они с тобой караулят, как я и ожидал! – заявил начальник и скорее всего был совершенно прав. Жозеф Фуше, министр полиции первой империи в чьем ведении находилась контразведка, сделал первый ход в этой шахматной партии: е2-e4. Белые начинают, но суждено ли им выиграть, не будем забегать вперед, время покажет.
Ответные действия со стороны предприимчивого Фигнера последовали сразу – d7-d6, кто на новенького, вот вам наш король, берите господа не пожалейте только потом… Однажды спустившись из номеров в зал трактира-ресторана постоялого двора, Сашка приметил в уголке за столиком Самойловича, тот вовсю обрабатывал какого-то незнакомого полупьяного офицера. Нет скорее это "их благородие" относилось к весьма распространенной категории "офицериков" – именно так в народе называют таких сомнительных субъектов. Сам процесс простой до безобразия, намеренно проиграл Фигнер ему в винт 200 рублей и уже хорошие знакомые, еще сотню спустил и почти друзья, а дальше и последовало весьма увлекательное предложение, отказаться от которого пребывавший на мели князюшка не смог. Посмотрел Сашка на сего представителя доблестной российской императорской армии, и сразу же освеженная недавней регенерацией память выдала строки из Евгения Онегина:
"Бывало, льстивый голос света в нем злую храбрость
Он, правда, в туз из пистолета в пяти саженях попадал,
И то сказать, что и в сраженье раз в настоящем упоенье,
Он отличился, смело в грязь с коня калмыцкого свалясь,
Как зюзя пьяный, и французам достался в плен: драгой залог!
Новейший Регул, чести бог, готовый вновь предаться узам,
Чтоб каждым утром у Вери в долг осушать бутылки три.
У Пушкина еще ничего, все же хоть с коня и в бою в плен его "герой" попал, пусть и в "зюзю" надравшись. На войне во все времена частенько давили страх алкоголем, и ничего предосудительного в том не было. В некоторых полках и вообще солдат поили перед атакой, чарку-другую водки гренадер дернет и идет вперед, умирать уже не так страшно. Но этого корнетика, как он сам выболтал под хмельком, взяли во фридландском борделе во время последней войны в году 1807. Победители-французы прямо с бабы храброго кавалериста сняли, не дав закончить лихую атаку – акт любви. Почти три года господин офицер напропалую кутил в плену, раз за разом побеждая французское вино и девок, и страдал не от ран, а от очередного триппера. Содержание от императора Наполеона пленным шло неплохое, даже нижних чинов жалованьем не обижали. А тут еще родители деньги присылают, живи да радуйся, и вот лишь теперь в 1810 году военное ведомство сумело выдернуть столь ценного воина домой в Россию, вопрос только зачем его вернули, кому такой "драгой залог" нужен? Но в данный момент для Фигнера, случайно попавшийся под руку, князек-кутилка стал настоящей находкой, ради которой не жалко было потратить и казенные деньги. Ведь если удастся его заполучить, то агенты Фуше вынуждены будут следить не столько за этим "разведчиком", сколько за его женской "агентурой" – весь полусвет от 30 франков включительно сбежится на конспиративную квартиру, сколько таких проституток в Париже – одному богу известно. Разберутся конечно французские полицейские, что их провели, но для этого потребуется время, равно и силы немалые будут отвлечены от других задач.
– Сашка, ты только погляди, он на меня похож сильно? – шепнул капитан своему напарнику, подошедшему как раз к столу, и в самом деле: возраст, рост, волосы и даже шрам на шее – поди разберись от сабли или от оспы? Почти все признаки подходят под словесный портрет, если особо не придираться. Фотография еще не изобретена, у художников капитан не бывал ни разу в жизни, следовательно, их противник может располагать только таким скудным описанием "примет". Что до второго Александра – унтер-офицера, то на него с вероятностью до 100 процентов и вообще никаких данных у французов нет, слишком уж незначительная фигура.
– Если только пить горькую будешь две недели не останавливаясь? Тогда да… – засомневался Сашка, они давно по требованию напарника перешли на "ты", субординацию победила конспирация. – Его ведь французы на таможне недавно видели и смогут опознать?
– Вряд ли, справки у местных ростовщиков наводил – месяц уж корнет в Россиенах гуляет, пропился до последней копейки и в кредит ему не дают, веры нет. – Фигнер еще колебался, но решение напрашивалось просто "само собой", – Привести его в божеский вид и отправить обратно в Париж, пусть хоть отвлечет на время людей Фуше?
– Посадят ведь французы потом? – не то что бы Сашка пожалел князюшку, но все же не смог не напомнить о столь очевидном и бесславном финале.
– Ну и черт с ним! Я ему бесплатную квартиру и полный пансион посулил? Обещал и выполнил – так и тюрьме корнет его получит у папы Жозефа. Не будут его долго томить без суда как у нас, разберутся и выпустят, не Россия ведь у них законность и порядок. – и судьба пьяненького "господина офицера" в этот вечер решена окончательно, Фигнер в таких случая был как всегда бескомпромиссен, – Будет еще нас добром поминать, чай у Фуше его от пианства вылечат!
Черные сделали ответный ход, и с документами Фигнера в Париж поехал другой человек. Охмурить корнета было нетрудно, придумали для него "секретное задание", "назначили резидентом российской разведки". Самойлович на такие трюки был мастак, в реальной истории ухитрился запудрить мозги генералу Раппу, да так, что тот его отправил с важными депешами в ставку Бонапарта. Целого дивизионного генерала, совершенно трезвого, вокруг пальца обвел, как ребенка! Дали завербованному "командировочные", без них никуда – 15000 рублей серебром, или в при пересчете на местную валюту – 45 тысяч франков, целый капитал – жалованье парижского префекта полиции за 10 лет службы. Времена на дворе "дешевые", так один франк можно купить пять литров прекрасного вина от самого лучшего производителя, а посредственного так и вообще двухведерный бочонок! На три месяца разгула полученной суммы князю хватит с лихвой, а там министр полиции первой империи Жозеф Фуше обязательно переведет молодого человека на казенный кошт. Жалко было только денщика князюшки, тот страдал "ни за что", но на войне как говорится, как на войне. Может, сбежит парнишка там от такого беспутного хозяина и пристроится куда-нибудь, все один черт лучше, чем постоянно блевотину за барином подтирать и ширинку ему расстегивать.
Одну проблему они успешно решили, по крайней мере теперь самим террористам "палиться" не придется, вышло как раз в стиле форсайтовского Шакала. Некий офицер, внешне похожий на посланца Барклая, с документами Фигнера и денщиком благополучно пересек границу и направился в Париж. На радостях капитан новоявленному Штирлицу и саблю свою подарил и железную шкатулку, пустую правда – дорожный сейф князю тоже отдали для использования по назначению. Но куда девать остальные деньги, коих осталось на руках немало? Путешествовать, да еще полулегально с такой обузой не просто, не то слово – нереально. Был бы какой-нибудь "Вестен Юнион", тут деньги сдали, а там в Париже получили, но банковская система еще не развита до такой степени. По крайней мере, Сашка так считал, но действительность преподнесла очередной сюрприз.
Что делать с 180 тысячами серебром – по карманам одежды и в контейнер с большим трудом распихали только 7 тысяч, да и то вскоре пришлось часть сложить обратно в мешок, заменивший шкатулку. Другой бы голову сломал над этой бедой, но не Фигнер Александр Самойлович, он и тут нашел красивое решение. Корни сказались, его отец – Самуил Самойлович Фигнер потомок переселившегося в центральную
Капитана Фигнера и унтер-офицера Сашки больше в российской империи не существует, нет и созданного усилиями Барклая потомока иммигрантов и его верного приказчика. Те на пути в Париж – наследство "добывать" поехали, или если точнее – растрачивать казенные деньги на вино и гулящих девиц. Кто же теперь проживает на втором этаже россиенского постоялого двора в рублевом "нумере 13"? А никто, люди без имени, без звания и без документов – благо "бумаги", "плакаты", паспорта спрашивают только по прибытии в населенный пункт, а при отбытии никакого учета нет. На городских заставах проверка ведется, всех проезжающих аккуратно опрашивают и записывают в особую книгу. Но это Россия, никто сроду не называет собственной фамилии, обычно соревнуются в остроумии вплоть до явной нецензурщины, а документы не проверяются – не рискнет солдат инвалидной команды "не по делу" важных господ беспокоить, последние ведь зубы выбьют ненароком. И все же обоими Александрам нужна новая личина, как змее сбросившей старую кожу требуется для замены свежая. Предстоит пройти и проехать многие сотни верст по землям Пруссии и Рейнского союза, путь немалый и лишние проблемы с полицией им ни к чему. До третьего рейха, где полицай притаился за каждым кустом, этим государствам как до луны – паспорта спросят у путешественников только при пересечении границ. И все же "шкура" была нужна и ее вскоре нашли…
В то время, когда пьяненький корнет распинался перед Фигнером в любви к французским кокоткам, на другом конце маленького городка в убогой харчевне сидели за грязным столом два небритых субъекта в форме прусских гренадеров. Дела у этих ребят шли на редкость неважно, на родине им определенно ничего не светило, а в российской империи их тоже не приняли с распростёртыми объятиями. После разгрома Пруссии, Наполеон запретил этой стране иметь большую регулярную армию: было 250 тысяч под ружьем – осталось только 50, всех остальных выгнали вон. Процесс сокращения вооруженных сил начался с 1808, и в 1810 году еще немало бывших нижних чинов бродило, как по территории Пруссии, так и по сопредельным странам, пытаясь куда-нибудь пристроится. Тем самым Бонапарт невольно сыграл на руку Фигнеру и Сашке в осуществлении их прямо скажем "нехороших" замыслов. Уволенные от службы воины расползлись как тараканы, кто куда. Часть офицеров подалась в российскую императорскую армию, как например Пфуль и Клаузевиц, часть вернулась к различным мирным занятиям. Нижним чинам пришлось хуже – большинство не имело ни друзей, ни протекции, ни сбережений для первоначального обустройства. Люди проведшие в казарме длительное время, иногда лет 10 и более, не смогли вернуться к гражданской жизни и стремились к привычному существованию. Беда всех нижних чинов того времени, российские солдатики страдали от нее в не меньшей степени. Зачастую успешно дезертировав во время заграничного похода, человек снова попадал в армию, хорошо если к союзникам, но бывало, что и во вражескую. Не мог бывший солдат приспособится к жизни на гражданке, да еще в чужой стране и ради куска хлеба или шел волонтером, или запродавал себя в качестве заместителя конскрипта. Вот и эта парочка подалась в Россию, привлеченная слухами о создании императором Александром Первым особого "Немецкого легиона" для борьбы с французами. Большую часть наличных денег приятели-гренадеры потратили на оплату услуг контрабандистов, легально из Пруссии нижних чинов не выпускали – опять Бони постарался. На дорогу до Петербурга ничего не осталось, а местные власти помогать добровольцам не спешили, городничий не захотел с ними даже разговаривать. Чем бы у них кончилось сказать трудно, но однажды появился Он – благодетель и порешал все проблемы, по крайней мере, им так показалось на первый момент.