Мы, Николай II
Шрифт:
— Сергей Юльевич, давайте поскорее закончим с преамбулой и перейдём к сути дела, скажу напрямик — мне нужен новый председатель Комитета министров.
— Николай Александрович, всецело одобряю Ваш выбор, — Витте глубокомысленно усмехнулся. — Страна срочно нуждается в качественной трансформации. Если соблаговолите, я оставлю Вам конспекты своих мыслей по поводу ближайших реформ: денежной, налоговой, предложения по изменению рабочего законодательства.
Надо же — оставлю, значит готовился к разговору и, вполне возможно, даже ждал моего предложения. Ну, раз с места в карьер, тянуть не будем, поговорим напрямик.
—
— Приведите для понимания хотя бы один пример, — Витте улыбался, но глаза стали вдруг какими-то прозрачными, похоже это был признак высшей степени концентрации его недюжинного мозга.
— В библиотеке я вкратце ознакомился с Вашими предложениями по денежной реформе и созданию золотого стандарта рубля, — я не стал уточнять — в какой библиотеке и когда, ведь реформы Витте изучались мною ещё в университете, сегодня ночью я лишь немного освежил свои студенческие знания. — В целом всё отлично, но меня смущает недостаток бумажной массы, который образовывается при этом.
— Так мы контролируем инфляцию, — смутить этого человека было не просто.
— Всё так, но боюсь в пересчёте на твёрдую валюту, к примеру, франки, — я хорошо помнил этот момент, мы его и изучали в этой валюте, — На среднего россиянина будет приходится, согласно Вашим расчётам, сумма, сопоставимая с 10 франками, в то время, как в Европе этот показатель больше втрое, а в США — в 5 раз.
— Николай Александрович, это мы без труда скорректируем, только имейте в виду, что там и экономика гораздо мощнее, — мало того, что промышленность развита лучше, так и сфера услуг несопоставимо доходнее.
— Над этим мы тоже с Вами должны будем подумать, — я не был настроен сейчас приходить к окончательным договорённостям, пока я лишь прощупывал почву, изучая человека, с кем в одной связке мне предстояло работать долгие годы. — Я лишь привёл пример возможных корректив. Как Вы к подобным поправкам с моей стороны относитесь?
— Положительно. Я согласен, — этот человек явно привык брать быка за рога без лишних сантиментов. — Одна голова хорошо, а две лучше! Не знал, Ваше Величество, что Ваши знания в экономике настолько глубоки и современны. Мы с Вами всегда найдём общий язык, не сомневайтесь. Осталось выяснить главный момент — когда можно приступать?
— Завтра, пожалуй, — затягивать процесс было явно не в моих интересах. От трагической гибели меня отделял ещё весьма внушительный временной промежуток, но хотелось начать действовать немедленно. Пока мои ручки не были связаны обязательствами перед различными Думами, Парламентами и Учредительными собраниями, я мог действовать оперативно, единолично принимая решения. А решения Государственного Совета, с Великим князем Николаем Михайловичем во главе, носили характер, как я понял, скорее рекомендательный.
Витте оставил три аккуратные стопочки бумаг. К моему огромному удивлению, информация была напечатана на машинке, а не написана от руки. Сергей Юльевич живо интересовался техническими новинками, особенно теми, которые облегчают человеческую жизнь. Как я узнал, наведя справки, машинка «Ундервуд» с русским шрифтом была изготовлена за океаном
Впечатление от знакомства с господином Витте (слово «товарищ» к нему было совершенно неприменимо) в целом было положительным, хотя явно этому человеку нужен был «хозяин», иначе он вполне мог сесть на шею, что в мои планы явно не входило. Простились мы весьма дружески. Понятно, — у каждого человека, как и у любой медали, всегда есть две стороны, но, в любом случае, это будет человек, мною возведённый на самую вершину бюрократического Олимпа. Мой человек.
Я протянул руку, Витте уверенно пожал её, его ладонь была мягкой, сухой и сильной. Не желая более тратить моё время, он развернулся и направился к двери.
— Сергей Юльевич, простите, позвольте задать крайний на сегодня вопрос. А как Вы охарактеризуете нынешнего председателя Комитета министров?
— Наша государственная система, как я заметил, очень ценит и привлекает чиновников, которых я называю оловянными. От тысяч таких же оловянных чиновников Иван Николаевич очень отличается…своими пышными баками.
Мы оба искренне расхохотались.
Вторым моим посетителем в этот день, как и было намечено, стал Иоанн Кронштадтский, а в миру — Иоанн Ильич Сергиев. Он был очень бодр для своего возраста и выглядел не по годам молодо, на лице светилась обычная приветливая улыбка. В одной из книг, прочитанных мною этой бессонной ночью, я уже прочитал, что «самый внешний вид отца Иоанна был особенный, какой-то обаятельный, невольно располагавший к нему сердца всех: в глазах его отображалось небо, в лице — сострадание к людям, в обращении — желание помочь каждому». Это было истинной правдой. Особенно меня поразили глаза — чистые, светлые, смотрящие словно вглубь тебя и видящие твою душу насквозь.
— Тяжёлое бремя взвалили на себя, Николай Александрович. Путь то по лезвию бритвы — шаг вправо, шаг влево и падение в пропасть ждёт со всей державой вместе. Я буду молиться за Вас, ибо если не проявите должной осмотрительности и дела великие не свершите, конец Ваш вижу терновым венком мученика увенчанный.
— Благодарствую, отче, — направь, вразуми, открой тайные смыслы мира земного.
— Просты смыслы нашего мира — вера, надежда и любовь. Вера в Бога, в свой народ, в силы собственные, надежда на лучшее и светлое и любовь к ближнему, чтобы дела великие смысла не потеряли.
— Отец Иоанн, говорят, что будущее предсказывать умеете. Что ждёт нас грешных?
— Войны ждут — сначала с Востоком, потом с Западом, а потом и того ужаснее — внутри страны брат на брата с топором кровавым поднимется…
— А можно ли это как-то изменить?
— «От упорных трудов — всегда прибыток, от пустословия — лишь нужда», «Что бы вы ни делали, трудитесь от всей души — как если бы это было для Господа, а не для людей», — так гласит Библия, — Царь есть пастырь для своих подданных, то есть пастух, а потому от трудов его и жизнь каждой овечки Божьей зависит, — Иоанн грустно улыбнулся, его взгляд внезапно затуманился и совсем другим голосом — глубоким и низким он внезапно добавил: — Попытаться Николай можно, но учесть надо бесконечное число факторов.