Мы обещали не расставаться
Шрифт:
Ему так и не удалось стать частью их семьи, хотя он всегда хотел этого. И даже не сомневался, что так и будет. Но сложилось совсем иначе.
Глава XVIII
Мужчины как дети, думала Тинка, отправляясь с дочкой на прогулку во двор. Не перестают забавляться своими прежними игрушками. Что их заставляет это делать? Поиск эмоциональной разрядки, защитная реакция от скуки обыденной жизни или воспоминания о детстве или юности? Как ни объясняй, всё равно выходит, не наигрались в своё время.
Завтра, в понедельник, им лететь в Москву, для общения с родственниками
Пришлось ей отдуваться за него, вести разговоры с бабушками. Хорошо, что Катюша запросилась перед сном погулять, избавила от допроса двух пожилых дам, которые в подробностях хотели узнать, как они с Алёшкой устроились в этой многолюдной боярской Москве, где яблоку негде упасть.
На дворовой детской площадке Тинка уселась на пустую скамейку, подняла у кожаного пальто с меховой подкладкой капюшон, чтобы порывы ветра не прокрадывались в уши под шапочку. До зимы ещё полмесяца, но снега выпало в Ленинграде навалом, и морозы пошли нешуточные. Катюшка постоянно в движении, ей, скорее всего, тепло, вон вся раскраснелась, катается с другими ребятишками с горки на картонке. И укутана она неплохо – в утеплённый комбинезон, стёганое пальто и меховую шапку.
Ей так хотелось провести сегодняшний день с мужем, чтобы он каждую минуту был рядом, отвлекал бы от неправедных мыслей. Со вчерашнего дня в неё вселилось тревожное беспокойство, оно всё росло и росло, а способность думать о чём-то, кроме Вадима, ослабевала.
Она гнала все думы о нём, он больше меня не интересует, у нас разные жизненные дороги, убеждала себя и намеренно заставляла себя размышлять о чём-нибудь другом. Напрасно, мысли не желали слушаться и уступали воспоминаниям о вчерашнем поцелуе, печальных тёмных глазах. Лицо его выглядело жёстче, чем четыре года назад. Ни усов, ни бороды, но казался старше своих лет.
И как можно его забыть, если каждый день перед ней копия Вадима. Чем старше становилась Катюшка, тем больше походила на него. Конечно, многое она переняла и от Алёшки – жесты, привычки, но написанные ей на роду черты стали всё больше проявляться.
Несмотря на отцовские предупреждения, Вадим поехал к Алёшкиному дому, вернее бабушкиному: он слышал, что молодая семья остановилась у бабушки, ибо квартира у неё была вместительнее, к тому же у супругов Кравченко разместилась их мать из Свердловска. В театр ему нужно было после 16 часов, так что надеялся успеть поговорить с Алёшкой и Тинкой.
Я только сообщу им, что знаю о Кате и хочу изредка с ней общаться, размышлял Вадим по дороге, не буду настаивать, чтобы дочь познакомилась с правдой, пока не станет совершеннолетней, поступлю, как отец. Раз я пошёл его дорогой, иного выхода у меня нет, невесело вздохнул Вадим.
Во дворе неожиданно и чисто случайно заметил на скамейке Тинку, пристально уставившуюся на играющих
– Привет! – на его голос девушка вздрогнула и испуганно перевела взгляд на него и несколько секунд удивлённо смотрела, словно не узнавала.
Вадим уселся рядом, она машинально чуть отодвинулась.
– Зачем ты пришёл? – спросила настороженно. – Прощения попросить? Не нужно этого делать.
Он без сожаления покачал головой и улыбнулся грустно одними губами.
– Нет, я не раскаиваюсь, - сказал твёрдо, - мне безумно хотелось обнять тебя, и я это сделал, хотя понимал, что ты чужая жена. Раскаиваться за счастье, пусть длиной всего в несколько мгновений, было бы нечестно и скверно. Не бойся, я больше не позволю себе такого! – угрюмо помолчал и хрипло произнёс: - Но всё-таки я виноват перед тобой во многом. Поступил как узколобый болван, да что там, как настоящий подлец. Я предал нашу любовь! И судьба посмеялась надо мной и наказала двойной расплатой.
– Не надо разыгрывать трагедий! Ты не на сцене! – нетерпеливо, с возмущением перебила его Тинка. – Всё в прошлом! И забыто! Ты должен понять это. Мы идём разными дорогами с другими попутчиками, пути наши больше не пересекутся и не должны пересекаться. – В голосе её появились убеждающие нотки.
– У каждого жизнь своя. Я приспособилась к ней, полюбила другого. И тебе следует научиться тому же и полюбить жену, а не врываться в мою жизнь, когда вздумается.
– Я никогда не полюблю Полинку! – проговорил Вадим, чётко выделяя каждое слово, потом вздохнул глубоко и уже спокойно продолжил: - На следующей неделе подаю на развод. Хочу сообщить тебе, она никогда от меня не была беременна, и никакого выкидыша у неё не было. Всё это придумала, чтобы развести нас и заполучить меня! Вчера она в этом призналась
Тинка невольно ахнула и взглянула на парня сочувствующе, но вспомнив, как сам он поступил с ней - необоснованно обозлился и, не простившись, уехал на юг, а потом изменил, – не дала жалости развиться, можно сказать, придавила её на корню. Впрочем, и злорадствовать тоже не стала – это и её боль. Обман Полинки аукнулся всем троим.
А как всё могло бы закончиться, не обмани их Ардова своей придуманной беременностью? Возможно, Тинка обиделась бы на измену, если бы, конечно, Вадим в ней признался, и простила, узнав, что сама ждёт ребёнка. Только прощение, скорее всего, не длилось бы долго, её бы жгла постоянно обида, затаившаяся в душе. Она знала себя: предательство нелегко прощает. Поэтому итог измены был бы такой же – расставание.
– Она тебя так сильно любила? – в голову ей пришёл неожиданно этот вопрос.
– Не меня, а себя она до жути любит! – сердито откликнулся Вадим. – Вернее, она из тех, кто не только любят себя в других, но ещё и ненавидят себя в других. Что-то вроде этого говорил когда-то немецкий учёный Лихтенберг, кажется, в восемнадцатом веке. Но с Полинкой он в точку попал. Впадает в ярость и начинает жульничать, когда не ощущает поклонения, если ей его хочется от кого-то. Она не способна любить глубоко и преданно, изменяла мне напропалую.