Мы обещали не расставаться

Медведева Татьяна Леонидовна

Тут в прихожую вбежала маленькая девочка в розовом батистовом платьице и с розовым бантом на черноволосой головке.

– Это наша с женой дочь Екатерина, - представил её Алексей с гордостью в голосе и нежно приобнял ребёнка.

– Папа шутит. Это бабуля Екатерина, а я Катюша, - чисто, без какой-либо шепелявости и картавости, бойко поправила малышка отца. И застенчиво улыбнулась гостям, показав чудесные ямочки на раскрасневшихся щёчках.

Сергей присел перед ней на корточки.

– Катюша, ты меня помнишь, я был у тебя на дне рождения летом, когда тебе исполнилось три года? –

спросил, заглядывая девочке в глаза, такие же коричнево-чёрные, как у него самого.

– Помню, - важно ответила Катя, - ты мой дедушка. У меня их целых три. А бабушек – четыре! – И показала на пальчиках.

Вадим заметил, как мать побледнела, и испугался, вдруг что-нибудь выкинет резкое против Алёшки или этой невинной малютки, которую отец, оказалось, навещает. Между тем всё пошло неожиданным образом. Мама страшно удивила его тем, что не рассердилась, а растрогалась и присела перед крохой и внезапно достала из сумки немецкую куклу размером в полторы взрослых ладони. Она привезла её из Берлина и хранила в серванте, в упаковке, как зеницу ока.

– Я не была у тебя, Катюша, на дне рождения, - произнесла чуть севшим голосом, - поэтому хочу тебе подарить Генриетту. Она приехала из Германии и чувствует себя одинокой в нашей стране. Надеюсь, ты полюбишь её и будешь беречь.

– О, да! – радостно пообещала малышка и захлопала в ладошки. – Я полюблю. И куклы мои полюбят её! Ты очень хорошая тётя! – и неожиданно обняла Людмилу за шею.

От умиления у той даже слёзы навернулись. Вадим был поражён: мать никогда открыто не проявляла нежных чувств к детям – ни к нему, ни к племянникам, тем более чужим. Была всегда сдержанной и строгой.

Похоже, её поведение немало удивило и отца: он смотрел на неё изумлённо, словно в первый раз увидел.

Лишь когда стали садиться за стол, появилась Тинка. Они с матерью Алёшки стали носить из кухни тарелки с горячим блюдом. Вадим встретил её настороженный взгляд. Холодно кивнула ему, приветствуя, повернулась к его отцу с матерью и приветливо поздоровалась с ними.

Она была прежней Тинкой! Нисколько не изменилась. Такая же вся складная, нежная и волнующая. Волосы аккуратно подняты вверх и заколоты, сама гибкая и изящная. Ступает мягко и в то же время решительно. Ярко-синее платье с короткими рукавчиками придаёт её светлым глазам необычную синеву.

«Я люблю тебя, Тинка!» - мысленно прошептал он, не спуская с неё пристального взгляда. Она смятенно вздрогнула и приостановилась, на миг застыв, как будто услышала его беззвучный шёпот. Потом, смущённая и чуть растерянная, опустилась на стул рядом с Алёшкой за столом, машинально взяла у него дочку и посадила к себе на колени – словно прикрылась ею от посылаемых Вадимом сигналов. Он же сел напротив.

– Угощение готовили Светлана с Валентиной, - не преминула похвастаться юбилярша. – У них золотые руки, поймёте, как только попробуете их мясо по-французски и отбивные по-итальянски.

– Моей заслуги тут немного, - поспешно запротестовала Тинка. – Это всё мама, а я у неё была в подручных, исполняла, что приказано было.

– Не скромничай! – остановила её бабушка Екатерина. – Ты сама многое умеешь, но не спорю, у Светланы тебе есть чему поучиться,

она в поварском искусстве талант.

– Думаю, мы с Валентинкой, - вмешалась Тинкина свекровь, загадочно улыбаясь, - когда уйдём на пенсию, устроим в квартире нелегальную столовую и будем кормить холостых мужиков ближайшей округи, - и заговорщицки подмигнула невестке.

– Кто бы вам позволил! – захохотал громко Василий. – Мы с сыном встанем грудью, но не подпустим к нашему столу чужих мужиков. Верно, Алёшка!

Тот кивнул и прошептал что-то на ухо Тинке, она округлила глаза и толкнула его в бок. Он озорно усмехнулся и поцеловал её в нос.

Вадима прямо передёрнуло. Ему неприятно стало, что кто-то целует его Тинку. Неожиданная ревность пронзила его насквозь, как будто имел на неё право.

Праздничное застолье, как и намечалось, проходило дружно и весело. Гости провозглашали тосты в честь юбилярши, вручали подарки. Маленькая Катя прочитала безошибочно и проникновенно стихи, сочинённые родителями. Все вместе спели песню «Катюша» под гитару, на которой довольно умело играл Алёшка.

Как себя ни ругал, как ни старался отвлечься на разговоры с племянником бабушки, пятидесятилетним дядей Мишей, на спортивные темы, Вадим всё равно механически боковым зрением следил за перемещениями Тинки. Когда она соскакивала, чтобы убрать грязную посуду, он смотрел краем глаза ей в спину и чувствовал каждый её шаг.

Полинка без конца выбегала покурить на застеклённый балкон. С ней выходил иногда и Алёшка. Сам Вадим не курил, как и отец. Вот опять жёнушка направилась к балкону, позвав его брата. А Тинка снова взялась за грязные тарелки и направилась в кухню. Он тоже, схватив опустевшую хлебницу, устремился за ней. Ему, как воздух, необходимо хотя бы несколькими словами со своей Русалочкой перемолвиться.

Просто спросить, как ей живётся без него, вспоминает ли его иногда, ведь после того горького дня, когда он узнал о Полинкиной беременности, они не виделись и не разговаривали. Серов сказал ему, что видел её у институтского театра. Вадим не поверил, потому что не в правилах Тинки, пообещав одному, бегать за другим.

Однако вышло всё не так, как намерен был поступить. Хотел только поговорить, но, приблизившись к Тинке и вдохнув её запах, присущий лишь ей – запах свежести летнего утра, - не сдержался и обнял её сзади за талию, забыв, где находится и что время не вернулось назад.

Она уже начала мыть посуду, руки были почти по локоть мокрые. Странно, не видя его, Тинка мгновенно поняла, кто обнимает её. Задрожав невольно, нашла всё же силы в себе повернуться и замахнуться, чтобы ударить влажной ладонью по бесстыжему лицу бывшего парня.

Тем не менее ударить не получилось. Поскольку Вадим как будто и ждал, что она повернётся к нему лицом, легко перехватив её руки, притянул к себе, прижался к ней бёдрами и жарко впился в губы девушки.

Ничто для него не стало важным, кроме радости держать любимую в объятиях и целовать её. Пусть хоть весь мир от возмущения затопает ногами, пусть Алёшка кричит сколько хочет, пусть его родители и бабушка набросятся на него с укорами! Он на всё готов ради мига счастья снова быть с Тинкой, как в юности.