Мы побелили солнце
Шрифт:
Я действительно чуть не падаю, вовремя уцепившись за ветровку Игоря.
Оборачиваюсь. Моргаю.
И влетаю от неожиданности в Игоря, сорвавшись на пискливый вскрик.
Сейчас стошнит… Точно стошнит, снова! Игоря надо отпустить, не на него же… Теряю равновесие. Пламя вспыхивает в коленях… падаю в пыль асфальта. Кашляю. Вонзаюсь в горло ногтями. Глотаю, глотаю воздух, жадно глотаю воздух и пялюсь в упор на спасительный свинцовый цвет. Вспарываю ногтями горло, чтобы проделать в нем дырки; чтобы кислорода в
– Даня! – меня хватают теплые руки и ставят на землю.
Я вырываюсь и припечатываю разбитые колени еще одним ударом об асфальт. Чувствую, что джинсы становятся влажными от крови, а коленки начинают ныть.
– Данила! – он больше не пытается меня поднять, а присаживается рядом сам.
Мимо со свистом пролетают машины, окатывая нас ветром и всполохами пыли. Опять пробивает на кашель.
На Игоря я упорно не смотрю.
– Данька, – он аккуратно кладет подушечки пальцев на мои щеки и приподнимает мне лицо.
Униженно шмыгаю носом.
– Отведите меня домой.
– Нет, я не отведу тебя домой, пока не узнаю, что за херня с тобой творится!
– Ничего! Ничего со мной не творится! Просто я наркоман! И не могу переносить яркий свет! А то пшеничное поле – яркое! И меня торкнуло! Вам ясно?!
– Идиот ты, а не наркоман, – Игорь потирает виски.
– Пожалуйста, Игорь! Ну отведите меня домой! Вам сложно?! Я не хочу туда!
– С колен сначала встань.
– Вы домой отведете?
– Встань с грязи.
Мотаю головой. Набрасываю на голову защитный капюшон. Поправляю очки. Колени начинают болеть сильнее, но я только покрепче сжимаю губы и жду, когда Игорь развернется и пойдет в сторону дома.
– Дань, – он окидывает меня усталым взглядом. – Ну не хочешь ты мне говорить – не говори. Ты сам-то как с этим живешь? Все в себе держишь, молчишь, секретничаешь… а кому от этого хуже? Мне? Да мне вообще фиолетово. Постоянно блюешь и корчишься в припадках у нас только ты.
Очередная машина пролетает мимо нас. Я утираю нос. Начинает темнеть, но на пшеничное поле я оглядываться не рискую.
– Вы все равно не поверите.
– Я готов поверить даже в то, что ты реально беременный. Говори.
С колен я укладываюсь на бедро. Отворачиваюсь от дороги, потому что вспышки машинных фар то и дело лезвиями рассекают мне глаза.
– Ты яркий свет не переносишь? – предполагает Игорь чуть слышно.
Горько усмехаюсь. Кладу ладони на мокрые колени.
– Не яркий. Желтый.
Украдкой смотрю на него и вижу озадаченность на лице.
– В смысле – желтый?
– Просто желтый. Я не знаю почему. Так у меня давно уже.
– Погоди-погоди… Типо солнце? Или…
– Нет, вообще любой предмет
Игорь смешно склоняет голову набок. Прям как собаки, которые что-то не понимают. И задает мне глупый и недоверчивый вопрос:
– А так вообще бывает?
– Я же говорил, что не поверите.
– Погоди, я верю! Просто никогда о такой штуке не слышал. А она у тебя… как появилась вообще?
– Я не помню. Маленький еще был и банки меда шугался, а баба думала, я просто капризничаю. Только вот лет в двенадцать осознал, а совсем недавно – про эту болезнь погуглил.
– И чего?
– Да ничего, ксантофобия она называется. Встречается о-о-очень редко, – я фыркаю и, вспомнив содержание статьи в инете, передразниваю: – Вы не поверите, но бояться можно даже цвета!
– Так, а, – Игорь запинается, – а чего ж ты к врачу-то не пошел?
– К какому? У нас в деревне почти все врачи – родители или бабки-дедки моих одноклассников. И все всегда знают, у кого что болит и кто чем эту болезнь лечит.
– Ну сейчас же ты в Москве.
– Не хочу, – категорично мотаю головой. – Вообще не хочу, чтобы кто-то об этом знал. Скажут, взрослый парень, а стремается одуванчиков и цыплят.
– Кто скажет? Врачи? Данко, они не твои дноклы, а взрослые люди, и Желтком обзывать точно не начнут.
– Вот спасибо!
– Я пытаюсь найти выход, потому что это не дело! Как ты живешь вообще? В мире же столько желтого!
– Приспосабливаюсь, – пожимаю плечами и придвигаюсь ближе к Игорю. – У бабы я шторы плотные в своей комнате повесил. Очков много купил.
– И, – он задумывается, – что ты чувствуешь, когда видишь желтый предмет?
– Ну… Это, наверное, как если чувствительный человек увидит на дороге расчлененный труп с кишками наружу. А вообще я задыхаюсь сразу. Мне кажется, как будто я тону в масле, и оно забивается мне в уши и в горло. Иногда меня рвет, я даже в обморок несколько раз падал.
– Звиздец какой-то… Ну а от чего это появилось, не знаешь?
– Вообще без понятия. В инете написано, что это может быть от травмы, но травмы у меня вроде бы не было. А еще по наследству передается.
– Роза вроде этой хренью не болеет…
– Да, но отец мог болеть. Я же не знаю, кто он. Даже мать не знает, у нее в то время очень много мужиков было.
Я кое-как встаю, держась на пылающих ногах. Игорь же продолжает в потрясении сидеть на асфальте. От золотых хлыстов фар меня начинает штормить, поэтому я терпеливо повторяю:
– Игорь, я хочу домой.
Опомнившись, он поднимается. Смотрит куда-то позади меня.
На поле.
– Оно все еще желтое? – спрашиваю одними губами.