Мы родом из СССР. Книга 2. В радостях и тревогах…
Шрифт:
Главным стержнем прежней системы управления экономикой была мощная Коммунистическая партия. Она действительно взяла на себя несвойственные ей функции, но держала руку на пульсе экономики и контролировала её развитие.
Глобальным дезорганизатором большой работы по внедрению механизма совершенствования управления являлся горбачевский постулат: „Разрешено всё, что не запрещено законом“. Он породил в стране анархическое своеволие: „Что хочу, – то и ворочу“.
Это вызвало несогласие и протест со стороны партийных комитетов, особенно среднего звена (райкомов, горкомов, обкомов, крайкомов). Горбачев тут же объявил их „консерваторами“, „противниками
Многие предложения и решения, спонтанно рождавшиеся Горбачевым и принимавшиеся по его настоянию, вызывали обоснованное возражение специалистов, ученых и даже некоторых членов Политбюро. Но он от них отмахивался: „Надо быстрее „пробежать“ переходный этап перестройки, оправдать надежды народа“.
Эти горбачевские желания и стремления „поскорее пробежать первый этап перестройки“ – брали верх над экономической наукой и опытом, над здравым смыслом. Локомотивом этого „пробега“ был именно Генеральный секретарь. Политика была поставлена впереди экономики („телега впереди лошади“). И экономические идеи стали гибнуть одна за другой.
Только позднее, в 1988 году, станет ясно, куда Горбачев так торопился: он с самого начала задумал радикально изменить не только экономический, но и общественно-политический строй. А между тем, все перестроечные годы он твердил: „Ответ на все вопросы мы должны искать в рамках социализма“. Этим цинично обманывал и партию и народ…
Видя очевидные провалы многих своих начинаний, Горбачев на Пленуме ЦК КПСС в июле 1987 года стал утверждать, что в провалах виноваты не только допущенные ошибки, просчеты, консерватизм и бюрократизм, а в целом советская политическая система. И делал вывод, что „без кардинального изменения политической системы мы не справимся с задачами перестройки“.
Это было объявлено главной задачей её второго этапа. Партия всё дальше уходила от экономических проблем, а Советы были не в состоянии взять руководство на себя, не имея ни законодательных норм, ни экономической базы, ни кадров, ни опыта.
В сентябре 1987 года Горбачев скажет: „Мы вступили в критический этап перестройки“. Это был провокационный призыв, попытка свалить вину за сбои перестройки на других, прежде всего на местные партийные комитеты. Он всячески поддерживал и поощрял настрой, вызванный им же, Горбачевым, отданной им командой: „бить по штабам“ – по среднему звену партийных и советских кадров, которые, по его утверждению, являлись главным тормозом в проведении перестроечной политики.
Своими призывами он давал установки СМИ направлять недовольство проводимой политикой против КПСС и Правительства, возглавляемого Н. И. Рыжковым. И СМИ перешли к фронтальной атаке на все стороны деятельности партии, всемерно дезориентируя общественное мнение и внутри страны, и за ее пределами.
Гласность и плюрализм вершили свое гнусное и подлое дело: целенаправленно использовали в антикоммунистических, антисоциалистических целях свои силы. СМИ стали крушить всё вокруг, используя „спецгласность“.
А. Н. Яковлев в 1992 году с радостью и гордостью за своё „детище“ скажет, что он и „не предполагал“ такой её разрушительной силы. Разговоры о плюрализме и гласности были для „архитекторов“ и „прорабов“ перестройки всего лишь пропагандистской маскировкой.
В конце 1987 года меня особенно взволновало кощунственное использование 70-летия
Ничего не скажешь, ренегаты-предатели нашли для этого самое подходящее время. Страна не успела оправиться от проблем и трудностей последних лет брежневского этапа „самодовольного оптимизма“, последующих трех „траурных“ годов, вызванных похоронами трех Генеральных секретарей ЦК (Брежнева, Андропова, Черненко), – как оказалась снова в крайнем напряжении.
Виной тому многократно выросшие и обострившиеся старые проблемы и беды, и новые, порожденные горбачевской перестройкой. Страна напоминала собой „разбуженный улей“. Люди теряли надежду на улучшение жизни, умирал социальный оптимизм, чем всегда особенно был силен советский человек, нарастало беспокойство за будущее своей советской Отчизны, за социализм, за свою собственную судьбу, за судьбу своих детей и внуков.
И вот, на юбилейном торжестве, в своём докладе Горбачев в хрущевском духе пересмотрел и переоценил все периоды советской истории и деятельности КПСС, делая акценты на ошибки, недостатки, неудачи, просчеты, на болезненные вопросы советской истории: на внутрипартийную борьбу и массовые репрессии, коллективизацию и „головокружение“ от успехов, хрущевский волюнтаризм и брежневский „застой“ и многое другое. Всё это как бы говорило о несовершенстве политической системы, о её неспособности кардинально решить назревшие проблемы и обеспечить дальнейшее развитие страны по пути социализма. Такие горбачевские размышления подводили к выводу о необходимости в первую очередь совершенствовать политическую систему, без коренной перестройки которой невозможно обеспечить решение накопившихся проблем, невозможно двигаться вперед.
Становилось ясно, что в 1988 году КПСС, советскую страну, советскую политическую систему, советский народ ждут новые, еще более сложные и тяжелые испытания. Этим В. И. Воротников завершает свой анализ первого периода горбачевской перестройки.
…Всё больше хлопот и бед порождал и Ельцин – „выдвиженец“ Лигачева и Горбачева на высокие партийные посты.
21 октября 1987 года на Пленуме ЦК КПСС, рассматривавшем вопросы, связанные с 70-летием Октября, произошло неожиданное.
Прения по докладу, с которым выступил Горбачев, не планировались. Да никто из участников Пленума на этом и не настаивал. И вдруг, неожиданно для всех (но не для Горбачева) к трибуне пошел Ельцин, тогда уже кандидат в члены Политбюро ЦК. Вот тезисы его выступления в редакции В. И. Воротникова:
„Доклад полностью поддерживаю. Тем не менее, хочу высказаться. Надо перестраивать работу партийных комитетов, начиная с Секретариата ЦК, стиль которого не меняется, как и Лигачева, носит разносный характер. Разного рода накачки хозяйственных органов. Это не революционный стиль. Необходимо делать выводы из прошлого для настоящего и будущего.
Наши планы о перестройке за 2–3 года (о чем говорилось на съезде), а теперь опять 2–3 года, – это дезориентирует партию и массы. Настроение в народе поэтому идет волнами. То был подъём (после января 1987 г.), то вера стала падать (после июня 1987 г.). Зигзаги перестройки влияют на авторитет партии.