My Ultimate Spring Playlist or Sure Feels Right
Шрифт:
– Шантаж – это очень-очень плохо, – хотела я к нему со всей строгостью, но она потерялась в довольной улыбке.
Трейси, невольный свидетель происходящего безобразия, кашлянула, возвращая нас к реальности, где мы не у себя дома и продолжение брачных игр чревато неловкой ситуацией. Она вышла из кухни, одарив Бенедикта взглядом «Я знаю, чего ты не знаешь». Хорошо, что он был слишком занят сплетением своих пальцев с моими (по-моему, ему доставляет особое удовольствие изображать озабоченного подростка в доме, полном его родственников), иначе всерьез задумался бы над извлечением информации из более болтливого
Мы остаемся наедине, я начинаю судорожно придумывать, в чем еще можно сознаться, кроме того, что он уже знает о моей постыдной любви к футболкам с мультяшными пони и пугающей осведомленности в автомобилестроении. Его руки опускаются на бедра, большими пальцами он гладит выпирающие кости, мой мозг отказывается от напряженного мыслительного процесса, разомлевши, заполняет непривычную пустоту розовыми тучками и единорогами.
– Хеллс, ты неважно себя чувствуешь? – нарушает он тишину, сменив направление разговора в более беспечное русло.
– Все нормально, просто немного устала. Как ты любишь говорить, переоценила свои силы, – я почти не скрываю правду еще и примирительно соглашаюсь с основной его претензией в мой адрес, а чтобы он не успел сообразить, что слишком я покладистая, тащу его обратно к обществу. – Мы и так задержались.
В гостиной витает классический рождественский дух старых фильмов из тех, в которых еще не было модно заставлять Брюса Уиллиса спасать весь мир из-под елочки. Ванда и Тимоти о чем-то мило препирались, то и дело подкрепляя аргументацию рукоприкладством: легкими шлепками и щипками. Трейси смотрела на происходящее сквозь пальцы и с миной «Опять они за старое». А Мэгги откровенно скучала, размазывая ложкой крем по блюдечку.
Это так мило и по-домашнему тепло, я затормозила в дверях и расплылась в идиотской улыбке. Клиент сзади, видать, забыл включить ABS и впечатался в меня, ворча что-то о том, что так нельзя.
– А мы уже думали, что вы сбежали, не выдержали нашего общества, – на шум в дверях Ванда отвлеклась от увлекательного спора. Сбежать от таких потрясающих и слегка сумбурных посиделок? Ни за что! – Бен, а ты чего ворчишь, как твой отец?
Ворчишь, как отец? Хм, грязные подробности семейной жизни, еще бы чего о его детстве рассказали, мое подсознание оскалилось хищной ухмылкой и возжаждало крови.
– Это я ворчу? – возмутился Тимоти.
Бенедикт тихонько, в обход баталий потянул меня к креслу и усадил к себе на колени. Я бы так и заснула там, свернувшись клубочком, если бы тема разговора его родителей не вызывала неестественно острый интерес.
– Что ты там уже учудил, когда тебе было одиннадцать? – шепотом поинтересовалась я.
– Понятия не имею, – слишком громко и резко для того, кто не помнит, выдал он.
Вентхам-Карлтон-Камбербэтчи оживились и вспомнили о нашем существовании, готовые выдать всю подноготную этого взрослого, зрелого и уверенного в себе мужчины. Я приободрилась, получать подарки, особенно когда они такие неожиданные, всегда приятно.
– Хеллс, дорогая, ты, наверное, устала, – заботливо проурчал Бенедикт. Чего мы только не сделаем, чтобы смыться с минутки позора у домашнего очага: и за ушком почешем, и пинка под зад для старта с места дадим. Я помотала
– И куда же вы на ночь глядя поедете? – Вот она, материнская строгость и забота в действии. – Оставайтесь у нас. У Бена тесновато, зато я переживать не буду, как вы доехали.
Сегодня просто урожайный день какой-то! Усталость как рукой сняло, раз мы остаемся, то можно и посидеть подольше. Больше ведь нет никаких препятствий на пути к продолжению милой семейной беседы о скелетах в шкафах. Я подпрыгнула от нетерпения на своем живом сидении и уже собралась умоститься поудобнее, закрепляя свои позиции еще на пару часов, но мне не особо учтиво выписали-таки ускорение, пришлось вставать. Хотя бы для того, чтобы смерить обидчика многообещающим взглядом.
– Спокойной ночи, – попрощался за нас Бенедикт, я лишь рассеянно улыбнулась и помахала рукой, пока тиран выволакивал меня из комнаты.
На лестнице я высвободилась из его командирских рук и нарочито медленно пошла вверх, останавливаясь и рассматривая висящие на стенах семейные фотографии, как лучшие работы старых мастеров в картинных галереях. Бенедикт, маленький еще, угловатый мальчишка с сияющей улыбкой. Так вот из кого вырастают такие роскошные мужчины. Мы поднялись на этаж, и тут фотографии. Море, скорее всего, Греция, опять мальчишка с выгоревшей шевелюрой, такой жизнерадостный и такой близкий. Я взяла его за руку, гладя костяшки пальцев, потерлась носом о щеку и поцеловала мочку уха.
– Хочу себе такого же мальчика, – поделилась впечатлениями от увиденного я.
– А я девочку.
Спорщик, тоже мне. Ему, конечно, виднее, точнее его генетике, но что за разговоры. Раз я сказала мальчика, значит, так и будет. Могу даже притопнуть.
– Увидим, но я говорю, что хочу еще одного мужчину в доме. – Я тоже могу упрямиться. И надо будет на досуге попросить у Ванды с Тимоти рецепт воспитания этого самого мужчины. Они-то справились с миссией на все сто. Бенедикт решил разумно не продолжать спор, и все остались при своих мнениях.
Он приобнял меня за плечи и повел дальше быстрее, чем мы шли до этого. Стоп! Что за отвлекающие маневры? Я начала искать на стенах компромат, от которого меня в темпе вальса отваживают. Вот она, знаменитая фотография с голой задницей, которую целует Ванда. Как я могла такое пропустить? Я остановилась, выжимая из своей тормозной системы все возможное, он смирился и остановился. Опять глупейшая улыбка сияет у меня на лице. Черт, у него даже тогда была очень аппетитная попка. Рукой ищу современный вариант, взращенный на любви и поцелуях (да, если секретный ингредиент любовь, мы уже готовы справиться с воспитанием), и легонько щипаю.
– Что вы делаете, юная мисс? – в голосе озорное возмущение.
То, что могу, и имею на это исключительное право. Я смотрю на все эти фотографии, столько счастья и любви, тепла и заботы, и обнимаю Бенедикта, не странно, что он такой удивительный, ведь все это, каждая фотография мальчика, окруженного семейным уютом и обожанием, все это здесь, в большом, сильном мужчине рядом. Чувствую, что еще пара капель умиления и придет мне постыдный, скоропостижный конец. Прямо здесь, в коридоре, взорвусь от переполняющих меня эмоций.