Мы в дальней разлуке
Шрифт:
— Опять двадцать пять! Не-е-зна-а-ю! Не-е-п-о-о-мню! — передразнил мерзкую девчонку старшина, а Дятлов при этом подхалимски улыбнулся.
— Вот что, гражданочка, вы-то сами как думаете, какой год у нас на дворе?
Девчушка оторвала от стола взгляд и устремила на старшину два изумрудных лучистых глаза. Предположила неуверенно:
— Ну, пожалуй, 2014-ый…
Ответом был громогласный хохот Дятлова. Он смеялся так, что вены вздулись у него на лбу, лицо и шея покраснели, а из его гортани вместо обычного «Ха-ха» раздалось утробное хрюканье.
— Бац! — старшина Зозуля со всей силы хрястнул раскрытой ладонью по столешнице. — Дурить меня вздумала? Ну, я тебе устрою небо в клеточках! Запомни: никто и никогда не смел разыгрывать старшину Зозулю. Закончили вы с заявлением,
Рядовой ещё не пробовал, но подозревал, что обыск молодых и красивых девушек будет его любимым занятием. С сальной улыбкой он приблизился в девахе, заставил подняться и встать с лицом к стене. Девушка повиновалась. Развернув её лицом к стене и ловко ногой подбив ноги, так, что злоумышленница вынуждена была их расставить, он с чувством, толком, и не спеша, принялся ощупывать хрупкое девичье тельце. Пересчитал все рёбра, мельком дотронувшись до острых, ещё не конца сформированных грудок. Девица напряглась, но ничего не сказала, а только подобралась, отчего её тело утратило мягкость и упругость, а стало жестким и колючим.
«А сиськи-то — хороши! Каждый день бы такие ощупывать».. — думал он про себя, своими руками сместившись ниже, в область поясницы, ягодиц и бёдер.
Тело девушки стала бить дрожь, а вся кожа покрылась множеством пупырышек.
— Боится сучка! — сделал вывод Дятлов. — Это хорошо! Начинает понимать, что ее ожидает.
Щупать напрягшееся, покрытое «гусиной кожей», тело было уже не так интересно. Поэтому, закончив с досмотром воровки, он надел ей на руки наручники, попутно, с чувством близким к наслаждению садиста, отметил испуг на её красивом личике.
Старшина не видел художеств своего напарника — он, начав перебирать заявления, волей-неволей углубился в чтение. Сосредоточенное лицо его хмурилось, на лоб легли складки. Как он и подозревал, дело выглядело сшитым белыми нитками. Несуразности их версии терпил торчали, как иглы из ёжика, даже не дочитав заявления, он брезгливо отодвинул их в сторону, к такой туфте ему даже не хотелось прикасаться. «Хоть бы кофем напоили, что ли, буржуазия!»
В этот момент раздался спасительный звонок в дверь. Это был участковый, следом за которым бочком протискивался криминалист. Зозуля с облегчением сунул бумажки участковому, и уже собирался навострить лыжи. Не вышло! На лестнице их завернули подъехавшие опера из ОВД Пресненского района:
— Мужики! Не в службу, а в дружбу — доставьте девку в отдел, а то мы здесь, похоже, зависли.
— А там куда? — недовольно переспросил Зозуля.
— Чё прикидываешься? В обезьянник!
— Так там же путаны?
— Ну и ладно, на несколько часов же всего.
— Эй, долго ещё ждать? — крикнул он Дятлову возле порога. — Выводи задержанную.
Напарник начинал его не на шутку раздражать. «Вот уж точно быдло, типичное сельское быдло!» — думал Зозуля. Своим тупоумием, инстинктами троглодита и манерами деревенщины он выделялся даже на фоне остальных зеленых новобранцев. Старшина сильно подозревал, что его напарник долго в органах не задержится.
Уже выходя из квартиры, задержанная бросила умоляющий взгляд в сторону хозяйки, но та брезгливо повернула голову и сжала губы. Обмен взглядами женщин не укрылся от старшины, который с чувством глубокого удовлетворения отметил, что они обе, общаясь взглядами, полностью игнорируют третьего участника спектакля — всесильного зама префекта, выглядевшего в этой ситуации предельно жалко. «Не мужик!» — решил для себя старшина, немало повидавший за годы службы в патруле.
Несмотря на сумерки, дневной зной так и не сменился вечерней прохладой, лишь знойное марево сменила давящая духота. Листья на деревьях скукожились, пытаясь сохранить в себе драгоценные крупицы влаги, трава на газонах пожухла, выжидая наступления лучших времён, даже Патриаршие пруды, против своего обыкновения, не радовали воздух вечерней прохладой и свежестью. На выходе из подъезда девушка внезапно задержалась, вдохнула полной грудью сухой августовский
Всего этого не видел рядовой Дятлов, озабоченный лишь своей похотью. Стремясь поскорее оказаться в машине, он резко дернул девушку за наручники, заставив её идти за собой. Подвёл задержанную к патрульному автомобилю, открыл дверцу и грубо положил ей руку на голову заставив пригнуться:
— Залазь!
Девушка неловко полезла в автомобиль. А Дятлов, глядя на аккуратные, свежие, соблазнительно обтянутые полами кроткого кимоно, ягодицы, не удержался — запустил пятернёй под полы халатика и сделал несколько теребящих движений пальцами у девушки между ног. Девушка попыталась развернуться, оторвала руки от сиденья, не удержала равновесия и упала, уткнувшись носом в сиденье и неловко задрав при этом ноги. Дятлов был в полном восторге: мало того, что под коротким кимоно у неё не оказалось даже трусиков, так она ещё и умудрилась шлёпнуться, явив всеобщему обзору все свои прелести. Он уже собирался заржать аки конь, но внезапно кто-то резко и сильно дёрнул его за руку. Он обернулся и наткнулся на бешенное, перекошенное от злости лицо старшины.
— Ты чево? — с обидой спросил он, однако осёкся, увидав, что напарник не собирается шутить.
— Вы извините его, девушка, он у нас всего второй месяц, неопытный, зелёный совсем ещё. Вы устраивайтесь поудобнее, сейчас поедем. — Зозуля был сама галантность.
Дятлов искренне не понимал, что случилось и почему старшина так подрывает авторитет напарника. Сам же учил, что при задержании преступника следует действовать максимально грубо: класть на землю, надевать наручники, обыскивать, с силой заталкивать в машину. Нарочито грубые и беспардоннее действия, унижающие человеческую личность, призваны показать задержанному изменение его статуса, выбивают его из колеи, психологически ломают, рушат волю к сопротивлению и создают благоприятные условия для дальнейшей работы с ним. А старшина, закончив расшаркиваться перед пигалицей, захлопнул дверцу автомобиля, повернул к Дятлову белое от негодования лицо:
— Ты что, блядь, совсем тупой? Сперма в голову ударила так, что целый час пробыл в квартире, а так ничего и не понял! Тебе шлюх мало, что на эту малолетку набросился?
— А, ч-что я д-должен был по-понять? — заикаясь от страха, пытался сообразить рядовой.
— А то, что полюбовница она этого мужика, вот что!
— Кого?
— Того! Хозяина квартиры! Жена не вовремя вернулась, вот он девку и сдал.
— А нам-то что с того?
— Ты хоть знаешь, что это за мужик-то? — спросил старшина, а потом махнул рукой. — Хотя откуда ты можешь знать, ты же у нас без году неделя! Это заместитель префекта, силовиков курирует. Начальство в лицо надо знать! Завтра супруга евонная уедет, и он заберет любовницу свою вместе с заявлением. А мы с тобой крайними окажемся! Она хоть и малолетка с куриными мозгами, но расскажет то, что надо. Господи! Навязали мне тебя на свою голову. — Зозуля едва не схватился руками за голову. — Мне же до пенсии всего ничего осталось!
— Что же делать? — растерянно спросил Дятлов, с ужасом осознавая, что карьера полицейского находиться пол угрозой.
— Ничего! Садись за руль — поедем в отдел. И никакой самодеятельности, лады?
— Ладно, понял!
— Сдадим её, и пусть другие разбираются. В принципе, ничего страшного пока не произошло, — ворчал старшина, понемногу отходя, — А если что — спишем на впечатлительность пигалицы.
В районный отдел внутренних дел ехали молча. Когда вошли — их ждал ещё один малоприятный сюрприз. В отделе, всегда шумном, было неестественно тихо. Не шатались и не курили по углам опера и пэпээсники, в до отказа набитом шлюхами собачнике было неестественно тихо.