Мы в город Изумрудный...
Шрифт:
— Когда я был маленьким, я тоже очень любил эту сказку.
Катерюня недоверчиво оглядела меня с ног до головы и, кажется, не слишком мне поверила. Видимо, ей трудно было представить, что такой старый — на её взгляд — человек когда-то был маленьким и читал детские сказки.
— Не веришь? — спросил я.
Она помотала головой.
— Честное-пречестное, — сказал я. — Могу даже доказать. Вот про что ты сейчас читаешь?
— Про то, как ураган принёс Элли с Тотошкой в Волшебную страну.
— Так это же самое начало! — обрадовался я. — Я тебе завидую. Там впереди ещё столько интересного будет.
— Мне
— Это хорошо, — совершенно искренне порадовался я за своего двойника. — Ну, так вот: ураган принёс фургончик в Волшебную страну и уронил его прямо на злую волшебницу Гингему. И раздавил её в лепёшку. К огромной радости всех Жевунов.
Катерюня захихикала. Она как-то обидно так захихикала, словно уличила меня в чём-то нехорошем.
— А вот и неправда! А вот вы всё и перепутали! Совсем не так всё было!
— Ничего я не путал! Я прекрасно всё помню. Домик раздавил Гингему, а Тотошка потом принёс Элли серебряные башмачки.
— А это что? — Катерюня развернула книгу картинкой ко мне. Глаза её торжествующе сверкали.
Я уставился на иллюстрацию. Что-то в ней было не так. Из-под упавшего домика виднелось жёлтое платье и ноги в жёлтых башмаках, а стоящая перед девочкой волшебница как две капли воды была похожа на злую Гингему. И она была не раздавленная, а очень даже живая и довольная. Смешные человечки, что испуганно толпились чуть поодаль, все поголовно были одеты в жёлтые одежды. А где же тогда Жевуны?
Убедившись, что я либо ничего не знал, либо всё забыл, Катерюня принялась пересказывать мне сказку, которую она и в самом деле помнила почти дословно.
А я сидел, слушал и удивлялся. И удивляться было чему.
Нет, начало оказалось точно таким же, как в нашем мире. Степь, Канзас, фургончик, вызванный Гингемой ураган… Однако затем всё пошло наперекосяк. Ураган принёс домик Элли в Волшебную страну, но уронил его не на злобную Гингему, а на добрейшую Виллину, которая попыталась помешать чудовищному замыслу колдуньи. И не сумела. Поразмыслив, я согласился с тем, что это, в общем-то, логично, хотя милую старушку было немного жаль. Злая Гингема совершила ответное колдовство, убивающий домик шмякнулся на Виллину, и Жёлтая страна осталась без правительницы. А Гингема воспользовалась серебряными башмачками и прилетела полюбоваться на дело рук своих. Позлорадствовать. Поплясать на костях менее удачной соперницы. Испугавшись, что Элли в самом деле может оказаться могущественной феей, она не посмела её тронуть и отправила девочку в далёкий Изумрудный город, в надежде, что Великий и Ужасный Гудвин как-нибудь сумеет от неё избавиться.
И Элли пошла по дороге из жёлтого кирпича, которая, оказывается, здесь начиналась в Жёлтой стране.
— А у нас эта дорога была в стране Жевунов, — сказал я.
Катерюня возмущённо фыркнула:
— Неправильная у вас там сказка. В Голубой стране все дороги сделаны из голубого кирпича. Это же и так понятно!
И опять мне это понравилось. Рассуждая логически, из Жёлтой страны в Изумрудный город именно и должна вести дорога, выложенная жёлтым же кирпичом. А из Голубой страны — выложенная кирпичом голубым. Из Розовой — легкомысленным розовым, а из Фиолетовой… ну, в общем, понятно. Очень всё красиво и правильно получается.
Катерюня показала мне карту, и я не удивился, увидев на ней все эти разноцветные дороги, сходящиеся в Изумрудном городе. Это было очень сказочно. В таком виде Волшебная страна выглядела абсолютно завершённой, цельной, по-настоящему волшебной.
Отличия на этом не закончились. Страшила здесь оказался не добродушным чудаком, а неприятным на вид пугалом с довольно свирепой физиономией. Это было непривычно и поначалу меня даже слегка покоробило. Уж очень я за нашего милого Страшилу обиделся.
— Почему он такой страшный? — удивился я. — Это не Страшила, это какой-то кошмарный бомж в обносках.
— Потому что он пугало, — терпеливо объясняла мне Катерюня. — Он же ворон пугает и руками махает. А у вас он какой?
— У нас он добрый и очень симпатичный. И хочет стать умным.
Катерюня подумала немного и вынесла окончательный вердикт:
— Неинтересно.
Вот тебе и на! Я хотел было поспорить, однако, подумав, признал, что и такая версия имеет право на существование. Ведь кто такой Страшила? Да обычное огородное пугало. А пугало должно быть страшным и злым, ведь оно сделано для того, чтобы отпугивать птиц. Кстати, его знакомство с Элли в этой версии началось как раз с того, что он чуть не до смерти её напугал, крикнув какую-то глупость во весь голос, когда она проходила мимо.
— Да-а, — покачал я головой. — Почему-то мне такой Страшила не очень нравится.
— Он невоспитанный, — сказала Катерюня. — А потом воспитался и стал хорошим.
Со стороны, наверное, довольно забавно выглядело то, как взрослый дядя на полном серьёзе обсуждает с малолетней пигалицей литературные достоинства сказки для детей младшего возраста. Однако здешний вариант этой истории настолько меня увлёк, да и Катерюня так эмоционально пересказывала любимую книгу, что мы оба совершенно забыли о разделяющих нас десятилетиях.
С трудом найдя общий язык, Элли и Страшила пошли вместе, причём Страшила вновь то и дело пытался испугать бедную Элли и вообще вёл себя словно заправский гопник. Катерюня с особым удовольствием рассказывала о том, как снятое с шеста пугало жутко ругалось, размахивало руками и пинало Тотошку. При этом оказалось, что самым главным желанием Страшилы было желание сделаться добрым. Потому что, как ему сказала одна умная ворона, которую здесь звали просто Кар-Кар, добрых все любят. Вот этот ужасный Страшила и возжелал любви после долгого одинокого сидения на шесте посреди поля. Тут я с местным автором тоже согласился. Как известно, от ума бывает только горе, а без любви прожить, конечно, можно, но слишком уж тоскливо.
И опять меня поставила на место несносная Катерюня.
— Без, — сказала она.
— Какой бес?
— Горе без ума, — терпеливо пояснила она. — Книжка такая скучная, которую Грибожаров написал.
Отсмеявшись, я выяснил, что она, как ни странно, совершенно права. Комедия в стихах «Горе без ума» стояла тут же, на книжной полке. Мне было страшно даже представить, что там понаписал А. С. Грибожаров. Кстати, Пушкин здесь оказался тем же Пушкиным, Толстой — тем же Толстым, но почему-то не Л. Н., а Т. Н. Неужели Тигр Николаевич?