Мы вдвоем
Шрифт:
На экран его телефона втиснулись еще пять сообщений от Мики: «Позвони мне», — настойчиво повторяли они, и с каждым разом шлейф из восклицательных знаков в конце фразы увеличивался.
Алиса вдруг встрепенулась и пронзила Йонатана тяжелой правдой:
— Спрашиваешь, кто о нем позаботится? Знаешь, кто позаботится? Тот, кто его породил, да, — в ее надтреснутом голосе слышались с трудом сдерживаемые слезы. — Пора твоим родителям взять себя в руки. Да, Идо умер! — возмущалась она, высвобождая волосы из сиреневой резинки и встряхивая ими, словно после долгого заплыва в бурной воде. Она вдруг показалась ему незнакомой. — Да, это несправедливая доля, что один
Когда Алиса заговорила о родителях, Йонатан сжался, закрылся, ушел в себя. Он знал, что она права, но в ее тоне не было сочувствия. Каким бы критическим ни было отношение к ним (у него самого хватало критики по поводу путей, которыми они его покидали) — есть вещи, о которых не говорят просто потому, что они не могут не прозвучать чудовищно.
Увидев, как он сжался, Алиса поняла, что перегнула палку, что надо замолчать. Однако она была уверена, что борется за то зернышко, которое он посадил в ней почти четыре месяца назад, которое теперь росло, принимало форму, развивалось… Но быть может, там растет и страшное семя раздора. Безумие внутри и безумие снаружи, насколько любовь тут в силах помочь?
Она знала, что борется за свою жизнь. Знала, что и сама уже близка к тому, чтобы выпрыгнуть из высокого окна: стремительное падение с потрясающим видом на Эйн-Карем, и она разобьется обо все «негодное», то притягивающее, то отталкивающее ее в таком темпе, что уже невыносимо стерпеть. Ведь Мика — только несчастная жертва маневров, отвлекающих от ее собственных душевных изъянов. Алисе хватало духу признаться самой себе: она завидует свободе Мики — он может открыто безумствовать, но только бы Йонатан не догадался об этих ее мыслях. Когда ты поймешь, безмолвно обратилась она к нему, рано или поздно придется сделать выбор: или Мика, или мы и наше как бы управляемое, якобы прирученное безумие. Она положила руку на свой пока еще крошечный живот и сказала прерывистым голосом:
— Ради него, не дай нам все потерять.
Телефон, лежащий на столе в гостиной, непрерывно звонил — Мика словно приклеился к нему, и Йонатану казалось или хотелось, чтобы так было: Алису несколько обескуражил собственный напор, она поняла, что надо притормозить. Йонатан произнес:
— Алиса, я тебя понимаю, — а про себя подумал: «Но почему она не понимает меня? Почему она со мной так резка, при этом оправдывая свою прямоту заботой обо мне? Как сложно жить с самой близкой тебе душой…»
Алисе хотелось сказать ему: хорошо, муж мой, поступай как знаешь, главное, чтобы мы оставались близки, — но теперь уже не могла это произнести, любое подобное высказывание прозвучало бы неубедительно, будто брошенное просто так. Поэтому она попыталась вымолвить: Йонуш, я правда в тебя верю, — но ее голос развалился на бесчисленное множество крохотных рассыпавшихся шариков, и в итоге она произнесла как можно мягче:
— Йонатан, я принимаю то, что ты говоришь, просто хочу напомнить своему мужу, чтобы позаботился немного и о себе, потому
Она взяла безвольно опущенную руку Йонатана и медленно провела ею по своему упругому, натянутому животу, словно пытаясь загладить глубокую трещину, появившуюся между ними.
— Вот, представь себе. Это его нос, вот он торчит.
— Значит, у него еврейский нос, — улыбнулся Йонатан растерянно, потому что не ощутил ничего торчащего.
Алиса засмеялась, и он понял, что соскучился по ее непринужденному смеху, заразительному и свободному. Может быть, Мика забрал с собой и ее смех, подумалось ему. Может, и в ней он наполняет тьмой самые сокровенные места, сковывая ее смех, не давая ему прорваться.
Йонатан ощутил жажду и спросил, не хочет ли она выпить чего-нибудь перед тем, как они сядут смотреть фильм. Алиса попросила цветочного чаю, но, взявшись наполнять водой электрический чайник, он услышал, как она говорит: «Ой, что-то мне нехорошо» — и бежит в туалет. Через минуту он прижался к закрытой двери и испуганно спросил:
— Алиса, все в порядке?
После паузы, показавшейся ему нестерпимо долгой, она ответила:
— Не совсем.
Йонатан спросил:
— Что случилось?
Она ответила:
— Кажется, началось кровотечение.
Не зная, что сказать, он чувствовал, как ущербна его мужественность — словно наспех накинутая одежда. Он боялся, что снова выкидыш, и вспоминал, как тогда, ровно два года назад, она скривилась от боли, и он спокойно спросил: «Что ты чувствуешь, Лиси?» Она сказала: «Йон, не знаю точно, но давай поедем в больницу, — затем попыталась улыбнуться и добавила: — Тот факт, что я выбрала тебя, доказывает, что интуиция никогда меня не подводит».
Тогда она выглядела ужасно. Согнувшись вдвое, быстро повязала голову платком, закинула в синий рюкзачок «Дженспорт» несколько прокладок и зубную щетку, и они побежали к шоссе, где Йонатан вскинул руку в отчаянной попытке поймать такси. Мимо пролетела белая машина, водитель которой их проигнорировал, проехала вторая и затормозила — таксист с сочувственным лицом поднял руки в знак того, что занят, и только третье такси остановилось. На поворотах Эйн-Карема они чуть не слетели в пропасть, Алиса глубоко дышала и крепко сжимала его руку. Накануне, за ужином, она сказала ему: «Замечательно, что во время беременности можно постоянно друг друга касаться — так ребенок приходит в мир на исходе девяти месяцев, во время которых его родители нераздельны».
Но эти радостные речи казались очень далекими, когда они, объятые страхом, ковыляли к приемному покою. После того как они заполнили все необходимые анкеты у секретарши, к ним подошла миниатюрная сестра, спросившая, что случилось, а Йонатан ответил: «Проблемы с беременностью», и та быстро проверила пульс и давление его Алисы, которая уже не принадлежала ни ему, ни не-ему, никому, кроме страха, который полностью охватил ее и выбелил ее лицо. Он слышал, как сестра задает бесконечные вопросы, затем она пометила что-то в листе и побежала позвать врача, и Йонатан понял, что все плохо — иначе бы она не бежала. Пришел молодой врач и позвал их за собой в маленький боковой кабинет, где Алиса взобралась на кушетку, а врач взял в руку прибор ультразвука, и на его лице отразилось удивление, будто он впервые столкнулся с подобным случаем. Врач сказал Алисе: «Нет сердцебиения», — и Йонатан подумал: «Наш росток умер».