Мы вернёмся на Землю

Левинзон Гавриил Александрович

На следующий день Манечка в школе всем девчонкам в классе рассказала, что я в неё влюблён. Этого я уже не мог стерпеть. Я влюблён в эту уродину?! Позор! На перемене я надавал Манечке по шее, а она пожаловалась Ольге Гавриловне.

Ольга Гавриловна сказала мне:

— Если тебе нравится девочка, то незачем её за это бить.

— Не нравится она мне! — закричал я. — Пусть только ещё раз скажет, что я в неё влюблён!..

— Ну-ну, потише! — сказала Ольга Гавриловна.

На

этом кончилась моя бескорыстная любовь к Манечке Аб. Лучше я кого-нибудь другого бескорыстно полюблю. Ну вот хотя бы Генку Зайцева: у него отец — пьяница, всю зарплату пропивает. Я хотел подойти к Генке Зайцеву и поговорить с ним, но что-то расхотелось. Дурак он. Какой интерес любить дурака?

Я решил подыскать для бескорыстной любви кого-нибудь другого.

Вторая встреча с Пазухой. Новая шляпа учителя танцев и мои размышления о недоразумениях

Второй раз я встретил Пазуху, когда мы с Корольковым шли к Родионову делать уроки. Пазуха стоял посреди мостовой с поднятыми руками и старался остановить машину.

— Шурка, сволочь! — кричал Пазуха. — Прокати!

Машина проехала.

— Вот гад! — сказал Пазуха. — Не узнаёт!

Тут он увидел меня и заулыбался.

— Привет! — крикнул Пазуха. — Ты чего в кино не пришёл? Обиделся, да?

Я не знал, что ответить. Забыл, что ли, Пазуха, как он сказал, что видеть меня не хочет, когда узнал, что я пишу стихи?

— Признавайся, обиделся? — спрашивал Пазуха. — Обиделся, да? Да брось ты обижаться.

Я ответил, что не обиделся.

— И не обижайся, — сказал Пазуха. — Я тебя в кино провёл? Провёл. А ты ещё обижаться вздумал.

Он вытащил из кармана яблоко и дал мне.

— Ешь, — сказал он. — Только этому отличнику не давай. — Он кивнул в Сёмину сторону.

Мне перед Сёмой неловко было. Я решил яблоко не есть. Я надеялся, что Пазуха отвяжется от нас. Но он и не думал. Он шёл и вспоминал, как провёл меня в кино. Потом он начал вспоминать, как мы с ним повесили на лестнице чёрного кота.

Я глаза вытаращил.

— Ты что, не вешали мы с тобой чёрного кота! — сказал я.

— Так это был не ты? — спросил Пазуха.

Видно, у него здорово всё в голове перепуталось. Он долго смотрел на меня, вспоминал что-то. Потом сказал:

— Кота мы повесили с Чмырем, а с тобой мы кирпич в трубу бросили. Вот чёрт, перепутал!

— Да нет же, Пазуха, и кирпич мы с тобой не бросали, — сказал я. — Мы с тобой в кино были.

Пазуха опять долго смотрел на меня, спросил, как меня зовут, почесал нос.

— Вот гадство! — сказал он. — Как же я забыл? Кирпич мы бросили с Лёшкой Пончиком.

В это время мимо проходила тётенька

с белой пушистой собакой на поводу, и Пазуха щёлкнул собаку по носу. Собака завизжала, залаяла, тётенька начала кричать на нас, потом ещё прохожие завозмущались. Такой гвалт поднялся, что нам пришлось немного пробежаться.

У Сёмы покраснели уши. Он косился на Пазуху, хмурился — видно было, что Пазуха ему здорово не нравится.

Я попробовал от Пазухи отвязаться. Я спросил:

— Ты куда идёшь? Мы идём к товарищу заниматься.

Пазуха ответил, что и он с нами пойдёт.

— Да нельзя, — сказал я. — Мы ж заниматься идём. А у тебя и тетрадок нет.

Пазуха обиделся. Он стал кричать, что я плохой товарищ, раз бросаю его на улице. Опять он вспомнил, что провёл меня в кино. Потом вспомнил, что подарил мне напильник. Я сказал, что это не мне он напильник подарил. Пазуха ещё сильней обиделся.

— Отказываешься? — кричал он. — Взял напильник, а теперь отказываешься?!

Я сказал:

— Да ладно тебе — не обижайся. Ну, идём с нами.

Тогда только Пазуха перестал кричать.

— Ты меня уважаешь? — спросил он.

Я хотел промолчать, но Пазуха смотрел мне в глаза, ещё и плечом на меня навалился. Пришлось ответить:

— Уважаю.

— Тогда ешь яблоко, — сказал Пазуха.

Я предложил яблоко Сёме, но он не взял. Я съел это дурацкое яблоко. Оно было мягкое, тёплое и кислое. Никогда я не ел таких противных яблок.

Пришлось привести Пазуху к Толику. Мы занимались за столом в саду. Толик принёс Пазухе тетрадь. Но Пазуха не стал вместе с нами писать. Он ходил по саду, подбирал яблоки; потом, когда мы кончили писать, он стал выбирать, из чьей тетради списать. Ему не понравилось, как написано у нас с Толиком. Он выбрал Сёмину тетрадь.

Пазуха отвлекался, сопел и всё что-нибудь спрашивал у Толика: «Яблоки рвать можно?», «А это ваш дом?», «А у соседей рвать можно?», «Ты свой парень?», «У тебя что, нога не гнётся?» Он ещё что-то спрашивал, но я не запомнил. Он всё время размахивал руками. В свою тетрадь он две кляксы посадил, а потом одну в Сёмину. Сёма забрал тетрадь.

— Вот гад! — сказал Пазуха. — Погоди, ещё встретимся…

Мы начали учить историю. Пазуха опять ходил по саду и подбирал яблоки. Карманы у него уже были набиты. Потом он отозвал в сторону Толика и стал ему что-то шептать. Не знаю, что он ему говорил. Он и со мной вздумал шептаться. Он спросил:

— Чего этот отличник к нам привязался?

Сёма смотрел в нашу сторону и, наверно, всё слышал. Мне надо было сказать Пазухе, что это не Сёма, а он сам к нам привязался. Но я не смог этого сказать. Я сказал другое: