Мы – Виражи!
Шрифт:
Папа остался один, но, похоже, не заметил этого. Он так и сидел, повернувшись к морю. Свежий ветер ерошил его отросшие волосы, закатные лучи солнца отражались в стёклах очков. А папины мысли витали где-то очень далеко.
Глава 10
Больше никогда
– Не бойся, малыш, – дядюшка Жако не отходил от Ломика и всё говорил, говорил, говорил. – Конечно, это ужасно – то, что ты сделал со своей сестрой. Ужасно, что теперь тебе нельзя вернуться домой, к родным. Но ты заслужишь их прощение! Станешь всемирно известным циркачом,
Ломик слушал, и душа его разрывалась на части. Он не хотел славы, не хотел денег, он хотел одного – вернуться в домик на колёсах. Но как это сделать? Дядюшка Жако прав: после такого не возвращаются.
– Может, потренируешься? – дядюшка Жако ласково потрепал Ломика по макушке и чуть придвинул к нему ножи, лежавшие перед ним на столе. – А вечером выступишь.
Ломик отчаянно замотал головой. Как объяснить фокуснику, что перед глазами у него стоит алое пятно, расползающееся по футболке сестры? У Ломика не было слов. Все слова остались на языке у Малинки.
Дядюшка Жако не настаивал.
– Ладно, молчун, – он снова потрепал Ломика по макушке, но уже не так ласково, – отдохни, а к вечеру будь готов. Иначе как ты заработаешь прощение у семьи?
Ломик быстро кивнул и выскользнул из фургона дядюшки Жако. Яркое южное солнце ослепило его. Когда глаза привыкли к свету, Ломик увидел, что фургоны выстроились в круг на большой незнакомой площади. Посередине, словно на сцене, репетировали артисты.
Там был и Усик. Он отрабатывал трюк – взбирался на спинку стула и смешно скатывался на землю. Ломику захотелось поговорить с клоуном, но тот, заметив мальчика, поспешил скрыться у себя в фургоне. Ломик услышал только, как повернулся замок в двери. Карлик заперся. Заперся от него!
– Усик, – робко позвал Ломик.
По ту сторону двери было тихо, и Ломик понял: Усик ненавидит его, как и Малинка. Конечно, что ещё он заслужил?
У Ломика навернулись слёзы, и мир перед глазами поплыл. Но тут Тиныч установил шершавую доску, заменяющую мишень, где углём были нарисованы неровные круги, и начал метать ножи. Не каждый из них попадал в яблочко. У Ломика внутри всё переворачивалось, когда некоторые вонзались в чёрные полосы, а то и вовсе улетали в стену фургона.
< image l:href="#"/>Ломик смахнул слёзы и подошёл к Тинычу.
– Можно?
Он хотел спасти ножи, которые тоже – Ломик чувствовал! – страдали от промахов. К тому же теперь путь домой для него закрыт. Значит, надо становиться циркачом…
– Сначала утри сопли, – огрызнулся метатель и с размаху запустил нож в доску, но опять промахнулся. Правда, он передумал, едва на улице появился дядюшка Жако. – Ладно, бери…
Бросив ножи Ломику под ноги, он ушёл в свой фургон, громко хлопнув дверью. Но Ломик уже забыл и про Тиныча, и про Усика, и даже про тех, кого оставил на парковке в соседнем городе. Весь мир словно отодвинулся и растворился в горячем воздухе. Остался лишь он, семь ножей и доска с неровными кругами. Ломик отправил ножи в цель один за другим. Так, что они выстроились буквой «М».
– Браво, мой мальчик! – дядюшка Жако хлопнул в ладоши.
Теперь он был спокоен:
А Ломик так и стоял на месте, потому что на шершавой доске, ровно посередине, проступило алое пятно – точно как у Малинки на футболке. Ломик знал: воображение играет с ним злую шутку. Знал – но ничего не мог поделать. Он понял: ему больше никогда не метать ножей.
Ломик забился под дощатое пузо фургона, в котором жил Усик, и разрыдался.
Сколько он так просидел, размазывая по лицу слёзы и дорожную пыль, Ломик не знал. Но неожиданно сверху раздался скрип. Ломик поднял заплаканные глаза и увидел, что у него над головой распахнулся люк. В узком отверстии показались короткие ножки, а через секунду рядом приземлился Усик.
– Тсс! – он приложил палец к губам и глянул через колесо на площадку для репетиций. – Прости, что сбежал. Тиныч запретил мне с тобой разговаривать.
– Почему? – удивился Ломик.
– Не знаю, – Усик пожал плечами. – Но сейчас главное другое. Тебе надо вернуться к своим, Ромка!
– Нет, – Ломик замотал головой. – Не могу!
– Можешь, – Усик погладил его по волосам. – Не бойся, я что-нибудь придумаю.
Его лицо – лицо взрослого на теле ребёнка – сморщилось от жалости. Он уселся рядом. Ломик почувствовал его острое твёрдое плечико. И стало легче, словно половину тяжести маленький человек перевалил на себя.
– Я что-нибудь придумаю, – повторил карлик.
И Ломик ему поверил.
Глава 11
Куда идти?
Викки спустилась в гостиную и нерешительно остановилась в дверях. За столом, между Линой и её мамой, сидел глава семьи Бардиных. Викки непривычно было видеть его в футболке и шортах. Он ходил в костюмах и при галстуке даже в жару. Видимо, на отдыхе решил расслабиться.
Никто не заметил Викки и не пригласил к столу – Лина и её мама с увлечением слушали, как Дмитрий Александрович рассказывает о последней финансовой сделке.
– Да я его в два счёта облапошил. Как младенца! – донеслась до Викки последняя фраза.
Она топталась на пороге, не решаясь пройти к столу, и разглядывала лысину банкира. Лысина была красной, с тремя складками посередине. Викки чудилось, будто это второе лицо Дмитрия Александровича – оно хмурилось, разглаживалось. Только молчало… Викки вздохнула. Пожалуй, она должна была испытывать к этому человеку благодарность. В конце концов, он уладил папины дела. Но почему-то внутри у Викки колючим клубком сидело раздражение.
– Присаживайся, – мама Лины наконец заметила Викки и указала на место рядом с дочерью.
– А! Виктория Вираж, – банкир повернул к Викки щекастое лоснящееся лицо («На поезде не объедешь», – сказала бы бабушка) и со скрипом отодвинул стул, чтобы подняться и поприветствовать гостью. – Ну здравствуй! Рад, очень рад!
Он пожал ладошку Викки толстыми пальцами и галантно помог девочке устроиться за столом.
– Бедняжка! Не повезло тебе с отцом, а? Что поделать, не все в этом мире способны вершить великие дела. Тут нужны силы и, конечно, талант, – банкир поднял бокал и с удовольствием поймал в нём своё отражение. – Жить в домике на колёсах… Ужас! Бедная крошка! Ты правильно сделала, что сбежала.