Мы – Виражи!
Шрифт:
– Викки?
Она вздрогнула и обернулась – рядом стояла Лина Бардина, лучшая подруга, почти сестра! Её влажные волосы завивались крупными кольцами – наверное, купалась недавно. Карие глаза смотрели удивлённо. Два года назад Лина перешла к ним в класс, и девчонки сразу подружились. Ещё бы! Их отцы были не просто банкирами, но и партнёрами.
– Откуда ты здесь? Ты же писала, что путешествуешь с семьёй по Италии…
– Ох, Лина, прости! – Викки заслонила лицо руками и разрыдалась. – Я наврала!
Она рассказала про Чёрных Чернушек и папу, про тесный дом на колёсах. И даже про
– Теперь я живу на парковках и в кемпингах, представляешь? – слёзы у Викки закончились вместе с рассказом. – Как бродяжка…
Лина слушала, поглаживая подругу по плечу. Она сосредоточенно хмурилась, вздыхала и охала в нужных местах. А когда Викки умолкла, предложила:
– Поживи у нас, пока твой отец что-нибудь не придумает. Мы с мамой в этом городе проездом. Завтра утром перебираемся чуть ниже по побережью – папочка купил домик на лето. Мои родители возражать не станут. Главное, чтобы твои тебя отпустили. Почему ты должна мучиться вместе с ними? Вернёшься потом, когда жизнь наладится.
Викки слушала, и улыбка – настоящая, не поддельная – расцветала у неё на губах. Только что ей вручили главный подарок на день рожденья – счастливый билет в спокойную жизнь, к которой она привыкла.
– Что скажешь? – спросила Лина.
– Что скажу? – Викки обняла подругу, которая теперь точно стала для неё родной сестрой. – Да! И ещё сотню раз да! Ждите меня завтра. Я приду рано утром.
И она поспешила на парковку, записав адрес, по которому остановились Бардины. Впрочем, Викки могла не записывать – название улицы и номер дома отпечатались в памяти, словно их огнём выжгли.
Викки вернулась в дом на колёсах, когда курортный город зажёг разноцветные огни. Близнецы бросились ей навстречу и повисли на руках. Бабушка приветственно кивнула. Папа даже не повернул головы в её сторону.
– Ну как ты, родная? – мама с тревогой заглянула Викки в лицо, но, увидев широкую улыбку, успокоилась. – Вижу, хорошо погуляла.
– Более чем, – согласилась Викки.
Мама с облегчением выдохнула и, притянув её к себе, шепнула на ухо:
– Знаю, доченька, тебе нелегко. Но всё наладится! Будут у тебя и серьги, и отдельная комната. Прости, что разочаровала…
– Ладно, проехали, – Викки выскользнула из маминых объятий.
Совесть кольнула её в сердце. Мгновение она колебалась, стоит ли уходить от родных. Но уже в следующую секунду от сомнений не осталось следа. «Сами виноваты, – подумала Викки. – Плохо обо мне заботились!»
Ещё по дороге на парковку она решила не говорить семье о переезде к Бардиным. Викки объяснит всё в записке, которую положит на подушку утром. Осталось только собрать вещи. Это было легче лёгкого: большую часть платьев пришлось бросить на Зелёном мысе, иначе весь багаж Виражей состоял бы из Виккиного гардероба.
Пока все сидели на улице, Викки набила рюкзак вещами и вместе с ним нырнула под одеяло. Ей нужно было выспаться, чтобы утром сбежать, пока родные не встали. Разговоры ни к чему.
Викки открыла глаза и почувствовала, как тёплая волна счастья заполняет её от кончиков волос до кончиков пальцев на ногах. Кстати,
Викки огляделась по сторонам и улыбнулась. Наконец-то она там, где должна быть. «Домик», о котором говорила Лина, оказался громадным коттеджем, где для Викки нашлась отдельная комната – большая и светлая, с широкой кроватью. На ней вполне могли уместиться ещё и Ломик с Малинкой! И даже втроём не было бы тесно. За лёгкими занавесками – окно от пола до потолка. А в окне – чудесный вид на внутренний дворик с цветущей магнолией [2] посередине. Да, о такой жизни Викки мечтала! Такую жизнь заслужила за все свои мучения в домике на колёсах.
2
Магнолия – кустарник с крупными и яркими ароматными цветками – белыми, кремовыми или пурпурными. Считается декоративным деревцем и часто высаживается для украшения приморских городов.
Теперь она могла нежиться в ванне, растягиваться на кровати в какую хочешь сторону… Никто не храпел над ухом, не причмокивал, не сучил ногами. А какую мягкую простыню постелила горничная! И, главное, без единой песчинки!
Викки была бы абсолютно счастлива, если бы не мысли о семье. Они налетали всегда внезапно, словно порывы ветра: то в магазине, где мама Лины примеряла новое платье, то за обедом, состоявшим из пяти блюд, то вечером, за просмотром фильма в просторной гостиной… Перед глазами у Викки вставали родные лица, и она начинала думать. Что делают близнецы и бабушка? Пришёл ли папа в себя? А мама? Сколько раз она ей звонила, когда прочитала записку, оставленную на подушке? Викки помнила каждое слово до последней точки: «Не звоните. Не ищите. Я поживу у Лины Бардиной, пока всё не наладится. Мы встретились в городе. Сообщите по электронной почте, когда можно будет вернуться на Зелёный мыс».
Да, мама наверняка звонила… Но Викки отключила мобильник.
Вот и теперь Викки вспомнила домик на колёсах, вечерние посиделки у костра, когда за границей тёплого света, где-то во тьме неподалёку, шумели неутомимые волны. Внутри у неё что-то натянулось, к горлу подкатил ком.
– Хватит! – одёрнула себя Викки.
Потом сбросила одеяло и побежала в ванную. Ванную она делила с Линой, поэтому всегда стучала, прежде чем войти.
– Тук-тук!
– Входи, – крикнула изнутри Лина.
Она уже умылась и приняла душ, а теперь вытирала лицо белым махровым полотенцем – мягким, как облако.
– Ещё пару минут – только крем нанесу, – сказала подруга. – Присядь.
Викки устроилась на кожаном пуфике и тут с ужасом заметила на полке перед зеркалом пакетики с пробниками шампуней. Тайком, пока никто не видел, она выдёргивала их из толстых журналов, которые продавали на заправках. Свой шампунь Викки истратила ещё в первые дни. А вчера она вытащила пробники из рюкзака, чтобы выбросить, – и забыла! Стыд-то какой… Заметила Лина пробники или нет?