Мы все умрём. Но это не точно

Aris me

Драко подошёл к каменному надгробию и провёл пальцами по ледяной поверхности, ощущая удивительно пустое ничего. Нарцисса Малфой.

Он прочитал надпись вслух, и опять в душе ничего не откликнулось.

Это была не она. То, что там лежало, не было его матерью. Нежной, ласковой, тёплой. Драко почти забыл её лицо, забыл, как звучал её мягкий смех. Зато прекрасно помнил моменты, когда она была счастлива. Как лежала вместе с ним на весенней траве, разглядывая облака, как танцевала под любимую музыку, как слегка морщилась, когда читала книгу… Это было так важно — помнить, что она успела в своей жизни хоть немного побыть счастливой…

В глазах защипало. Драко настолько долго сдерживал себя, запрещал себе думать,

чувствовать, что сейчас было ощущение, будто бы он весь покрылся трещинами, и чистая, густая боль начала сочиться из всех щелей. Внезапно стало так оглушительно больно, что захотелось кричать. Он открыл рот, но не смог произнести ни звука. Лёгкие будто бы сдавило тугим ремнём. С губ слетел лишь морозный белый парок и глухой сдавленный стон. В склепе было по-зимнему холодно, но лицо горело. Малфой судорожно вдохнул, захлебываясь, и вновь выпустил воздух. Опять судорожный вдох и выдох. Словно ему нужно было заново научиться дышать. Без неё.

Он не знал, сколько так простоял, прислушиваясь к своему дыханию, словно погрузившись в летаргический сон, но внезапно на его плечо легла тёплая, широкая ладонь.

— Так и думал, что найду тебя здесь, — Драко узнал голос Тео, но не сдвинулся с места, не обернулся, просто промолчал, надеясь остаться в одиночестве.

Теодор уважительно поклонился гробу, а потом встал рядом и наколдовал на них Согревающее. Ну да, они оба аппарировали, не успев найти свою обувь, и теперь стояли здесь босиком… Малфой лишь в этот момент понял, насколько сильно замёрз.

— Как это произошло? — тихо спросил Тео, словно боясь разрушить окружающую тишину.

Драко недовольно поджал губы, понимая, что этот просто так теперь не уйдёт. Нотт всегда так делал. Там, где он появлялся, тихий порядок превращался в жуткий хаос. Теодор всё время зачем-то лез к нему, толкал, задавал вопросы и провоцировал. Почему бы змеёнышу не оставить его в покое? Хоть здесь. Хоть раз.

Малфой облизал пересохшие губы, намереваясь послать Тео к Грегу или куда ещё подальше, но, взглянув на друга, остановился. Тот выглядел… искренним? Не улыбался, не строил наигранное сожаление, а просто смотрел на него тепло и с лёгкой тревогой. И Драко подумал, что никогда, ни с кем не говорил об этом. Может быть, стоило? И хоть в душе бушевали сомнения, но губы разомкнулись сами собой…

— Меня не было там, когда она умирала, — начать говорить было труднее всего, но как только первые слова слетели с губ, возникло ощущение, что толстую плотину внутри него прорвало. — Знаешь, я всегда думал, что её не станет в глубокой старости, что она будет лежать в своей постели на шёлковых простынях, окружённая внуками и правнуками, и в один прекрасный, погожий день просто закроет глаза навсегда. Легко и безмятежно. Её смерть должна была быть такой же прекрасной, как и она сама, а не в пыли и грязи, на жёсткой земле, как это случилось… В тот день, когда её не стало, было солнечное, чудесное утро. В такие дни никто не должен умирать. Такие дни созданы для радости и счастья. Мама умерла, лёжа прямо на дороге, под ногами и любопытными взглядами чужих равнодушных людей. И меня не было рядом. Я не держал её за руку, не сказал, как сильно её люблю. Я должен был пройти через это вместе с ней. Как и она всегда была рядом со мной, — Драко тяжело вздохнул, погладил кончиками пальцев надгробие, ощутив шершавый, прохладный камень. — В детстве, когда я стоял в коридоре Хогвартса, нервничал и трясся от осознания собственной никчёмности, она просто взяла меня за руку и сказала всего три слова: «Сынок, небеса наши». Её светлый, родной голос. Знаешь, и всё прошло: страхи, тревоги. Мне стало так спокойно. Наступило умиротворение. Эта фраза стала нашим тайным паролем, секретом силы. Мы с ней в детстве всё время повторяли это друг другу, потому что для нас с ней не было ничего невозможного, — он перевёл взгляд на надгробие и

дотронулся пальцами до золотых выгравированных букв, пытаясь осознать, что её действительно больше нет. — Небеса теперь твои. Спи спокойно, мама.

И замолчал, прислушиваясь к глухой боли в душе.

Теодор не торопил, не задавал глупых вопросов, просто ждал, и было в этом молчании что-то дороже слов. Он осторожно обнял Драко, и тот неуверенно положил руки ему на плечи. Это было странно, ощущать живое тепло в месте, где жила холодная смерть. Странно и успокаивающе. Ему не нужны были слова или идиотская жалость, ему просто хотелось ощущать, что он не один. И Тео был рядом.

— Пошли отсюда, — тихо сказал Нотт и увлёк его в аппарацию.

***

Они появились как раз вовремя. Зал почти целиком заполнился самыми разношерстными волшебниками во всевозможных одеяниях. Чёрные мантии, уродливые маски, мирно соседствующие с яркими пятнами магловской одежды. Малфой с удивлением заметил учеников Хогвартса, которых также отправили в ссылку — видимо, всё же старшие смогли передать палочки многим. Эти, в отличие от сдержанных, строгих Пожирателей, выглядели совсем чудаковато. Невдалеке стояла девичья фигурка в розовой короткой маечке с зайчиками и миниатюрных шортах, а на лице у неё сияла начищенная, безобразная маска. Сосед девушки не нашёл, чем прикрыть лицо, да и мантии, видимо, тоже, поэтому замотался в длинное полотно в цветочек, подозрительно напоминавшее шторы. Кто-то явился в белом пушистом халате и капюшоне, другой стоял в обычных магловских джинсах и в резиновой маске клоуна — все ссыльные пёстрым пятном выделялись на фоне остальной чёрной массы, и казалось, что просто забыли дорогу в цирк уродов. Грега Драко тоже достаточно быстро нашёл по церковной одежде. Он стоял с недовольным лицом и ворчал, будто все его бросили. Малфой хотел что-то ответить ему неприятное, но какое-то тело неудачно возникло рядом с ним, не удержалось на ногах и упало прямо в грязь.

— Блядь. Уже забыл, насколько это хреново! — прохрипел этот кто-то сквозь маску. Драко голос не узнал, но с интересом взглянул на мантию. Потрёпанная, с дыркой от заклятья, но в целом вполне приличная. Гойл участливо помог незнакомцу встать и ободряюще похлопал по спине.

— Ты в следующий раз прекращай заклинание за секунду до земли, не так сильно протащит, — по-дружески посоветовал Грег.

Парень встал, потёр ушибленную руку и отряхнулся.

— Я и не думал, что метка ещё действует, — пожаловался он.

И Гойл согласно закивал, но Драко в отличие от него не был так дружелюбно настроен. Он направил на парня палочку, уперев остриё в самое горло. Незнакомец, кажется, забыл, как дышать. На тонкой шее беззащитно дрогнул кадык, и Малфой мог бы поклясться, что, если б не маска, то его глаза уже давно вывалились из орбит.

Чему удивляешься, парень? Сильный пожирает слабого. Вот и всё.

— Мантию. Два раза повторять не буду, — низким голосом прохрипел Драко, выразительно поднял брови и без слов начертил в воздухе руну, предупреждая, что сейчас будет больно.

Грег что-то возмущённо выдохнул, но Теодор опередил его:

— И ботинки, — Нотт тоже направил свою палочку на озирающегося в поисках поддержки Пожирателя, а потом улыбнулся и добродушно добавил: — Пожалуйста. Как раз мой размер.

Все волшебники рядом с ними развернулись в их сторону и разошлись, словно они были прокажёнными. Грег тяжело вздохнул и встал плотнее к своим, угрожающе обведя кончиком палочки толпу. Хотя вряд ли кто посмел бы вмешаться. Скорее всего, остальные с любопытством ждали, как сейчас будут рвать на части этого беззащитного, заблудшего Пожирателя. Драко с презрением окинул взглядом людей. Он ненавидел их всех. Тупых. Равнодушных. Безвольных наблюдателей. Ему даже было почти жаль парня, если бы тот сам не оказался таким олухом, что легко сдался и не стал с ними бороться.