Мы живём на границе
Шрифт:
– Мальчик перенес пытки и находился в полубессознательном состоянии, – перебил его капитан. – А вы собираетесь созвать вооруженную банду и идти карательным походом на земли, где только-только закончилась война и население едва-едва поверило власти! Разумеется, я уже сообщил правоохранительным органам сопредельного субъекта федерации… – успокаивающим голосом продолжал Вишнепольский. – Они тоже примут участие в поисках, но это не имеет смысла…
Глаза атамана стали непонимающими.
– Капитан, ты что, больной? Какой субъект федерации? Какие органы? Какая помощь в поисках?.. Уйди с дороги?
– Господин атаман! – Вишнепольский сузил глаза. – Я ожидал чего-то подобного. Мне отлично известно, какое количество оружия незаконно хранится в станице, мне известно и то, что вы все это покрываете. На южной окраине села разгрузился "урал" с ОМОНом. При попытке покинуть село…
– Станицу, – процедил атаман.
– При попытке покинуть станицу им отдан приказ применить силу! Мы не позволим вам бесчинствовать и бандитствовать!
– Ах, ты… – Павел Петрович двинулся было на Вишнепольского, но остановился и крикнул ОМОНовцам: – Мужики, кто ваш командир?!
– Специальным распоряжением отряд временно подчинен мне, – торжествующе объявил капитан. Атаман даже не поглядел на неге:
– Мужики! Ну вы русские или нет?! Пацана маленького убили, другого искалечили, девчонку украли, все трое из одной семьи! Ну…
Он осекся. С двух нажранных рях на него смотрели равнодушные глаза добротных американских боевых роботов. Вишнепольский засмеялся.
И тогда атаман заплакал.
– Сволочи, – сказал он сквозь тяжелые слезы, - за сколько ж вы Россию продали!?.
…Возвращение отца Глеба сопровождалось таким матом, что Сергей не поверил своим ушам. Илья Григорьевич при нем ни разу не матерился, что уж говорить о дочках, затихших на краю скамьи. Но вид вошедшего старшего Семаги был куда страшнее матерных слов – черное от гнева лицо, почти прорвавшие кожу скулы. Он тяжело бухнулся на стул.
– Дядя Илья… – начал Сергей. – А как же…
– А вот так же? – гаркнул тот. – Детей – их уголовники казнили. И на север ушли, там их и ищут. А чтоб мы мирных соседей не затронули – станицу с юга ОМОНом блокировали! – он снова выругался, треснул кулаком по стелу и тоскливо сказал: – Ну не стрелять же их, дураков… ведь русские… Ты чего смотришь, дура?! – заорал он на жену. – Водки неси!
Сергей встал и тихо скользнул в комнату Глеба.
Тот стоял у окна, повернулся на шаги – почтя такой же страшный, как отец, только лицо Глеба было опухшим от слез, но глаза глядели жестко и пристально.
– Слышал? – спросил Сергей. Час назад Глеб орал, цепляясь за отца: "Пап,
– Слышал, – сказал Глеб нехорошим голосом.
– Со мной пойдешь?
– Не выпустят, да и не догоним, время потеряли, – Сергей его понял без слов. Глеб усмехнулся одной стороной рта:
– Полетим. Понял? Мы с ребятами эту тропу знаем.
– Планеры? – спросил Сергей. Глеб кивнул. – Посадят, если не убьют.
– … – коротко сказал Глеб. – Ну как?
– Пошли, – кивнул Сергей, чувствуя, как холодеет внутри. – За ребятами зайдем.
– Конечно, я же рулить этой штукой не умею, а Серб и Сухов – умеют.
Илья Григорьевич не обратил на мальчишек никакого внимания. Но мать Глеба вышла следом на крыльцо, молча обогнала их и заступила дорогу:
– Куда? – тихо спросила она. Глеб поднял глаза, похожие на две свинцовых бляшки с черными дырами.
– Пусти, – так же тихо сказал он.
– Не пущу, Глебушка, сыночек… – ее глаза расширились, стали горестными.
– Мать, – сказал Глеб, – если не пустишь – я от тебя откажусь.
Секунда. Воздух звенел, отодвинулись звуки беды, окутывавшие станицу. Сергей чувствовал, как сводит мышцы ног. Хотелось закричать – истошно…
Перекосив рот, женщина шагнула в сторону. Глеб пошел мимо, только сказал:
– Ма, помолись за нас.
У Сергея слов не нашлось.
ОМОНовцы на заставе потешились вовсю. Всех пятерых заставили раздеться догола, уложили в пыльную траву с руками на затылке и полчаса, не меньше, перетрясали одежду и велосипеды. Все это сопровождалось руганью и тупыми шутками. Мальчишки молча лежали, и, когда ОМОНовцам это надоело, они пошвыряли одежду в пыль, после чего толстошеий сержант с бутылкой пива в руке, командовавший обыском, сказал:
– Ла-ана, пусть езжают, казачня с…ная, – и пост ещё долго улюлюкал и отпускал гадости вслед парням.
Сергей увидел, что Володька плачет. Осетинский мальчишка плакал молча, смахивая слезы движением голова, потом сказал:
– Я их найду и перебью потом. Собаки…
– Не стоит, – сказал серьезно Серб. – Они просто переростки, играющие во власть. Ты же не обижаешься, когда тебе пятилетние пацаны разную ерунду кричат?
Володька подумал и хмыкнул, потом засмеялся:
– Ладно…
Глеб ничего не приказывал, вообще не говорил, только жал и жал на педали, поэтому Серб начал распоряжаться: