Мы живые

Рэнд Айн

— Лео, ты не знаешь Андрея Таганова.

— Нет, я не знаю его. Но ты, похоже, знаешь его слишком хорошо,

— Лео, его нельзя подкупить.

— Может быть. Но они могут заставить его заткнуться.

— Если ты не боишься…

— Конечно, я не боюсь! — Но его лицо было бледней, чем обычно, и она заметила, что его руки, расстегивавшие пальто, дрожали.

— Лео, пожалуйста! Послушай! — стала умолять она его. — Лео, пожалуйста, я…

— Заткнись! — сказал Лео.

XII

Секретарь Экономического отдела ГПУ вызвал Андрея Таганова в свой кабинет.

Кабинет располагался в здании

главного управления ГПУ. Ни один посетитель никогда не приближался к этому зданию, и очень немногие служащие имели в него допуск. Те, кто все же имел, говорили тихим уважительным голосом и никогда не чувствовали себя здесь непринужденно.

Секретарь сидел за столом. На нем была военная форма, узкие бриджи, высокие сапоги и пистолет на бедре. У него были коротко остриженные волосы и чисто выбритое лицо, по которому невозможно было угадать его возраст. Когда он улыбался, то видны были короткие зубы и очень широкие, коричневые десны. В его улыбке не было веселья, она была лишена всякого значения; видя эту улыбку, люди понимали, что он улыбается лишь потому, что мускулы его рта сжимаются и обнажают десны.

Он сказал:

— Товарищ Таганов, я так понимаю, что вы проводите какое-то расследование по делу, которое находится в компетенции Экономического отдела?

Андрей сказал:

— Да, это так.

— Кто дал вам такое право?

Андрей сказал:

— Мой партийный билет

Секретарь улыбнулся, показав свои десны, и спросил:

— Что заставило вас начать это расследование?

— Одна серьезная улика.

— Против члена партии?

— Да.

— Почему же вы не передали ее нам?

— Я хотел, чтобы у меня было полное досье для доклада.

— Ну и что же, оно у вас есть?

— Да.

— Вы собираетесь доложить начальнику вашего отдела?

— Да.

Секретарь улыбнулся и сказал:

— Я предлагаю вам прекратить это дело.

Андрей сказал:

— Если это — приказ, то я напоминаю вам, что вы — не мой начальник. Если это — совет, то я в нем не нуждаюсь.

Секретарь молча посмотрел на него, а затем сказал:

— Строгая дисциплина и преданность — похвальные черты, товарищ Таганов. Однако, как сказал товарищ Ленин, коммунист должен приспосабливаться к реальной действительности. Вы обдумали все последствия ваших разоблачений?

— Обдумал.

— Вы считаете целесообразным устраивать публичный скандал, с вовлечением в него члена партии — в такое время?

— Об этом надо было подумать тому самому члену партии, который втянут в эту историю.

— Вы знаете… что я заинтересован в этом человеке?

— Знаю.

— Может ли этот факт как-то изменить ваши планы?

— Никоим образом.

— Вы когда-нибудь задумывались о том, что я могу вам пригодиться?

— Нет. Не задумывался.

— Тогда, не думаете ли вы, что вам стоит задуматься над этим?

— Нет. Не думаю.

— Сколько времени вы занимаете свою настоящую должность, товарищ Таганов?

— Два года и три месяца.

— С одним и тем же окладом?

— Да

— Не находите ли вы желательным ваше продвижение по службе?

— Нет.

— Вы не верите в дух взаимопомощи и сотрудничества между членами партии?

— Если он не противоречит духу самой партии.

— Вы преданы партии?

— Да.

— Во всем?

— Да.

— Сколько раз вам приходилось проходить партчистку?

— Три раза.

— Вы знаете, что скоро будет новая чистка?

—Да.

— И вы собираетесь сделать доклад по делу, которое вы расследовали, — вашему начальнику?

— Да.

— Когда?

— Сегодня,

в четыре часа дня. Секретарь посмотрел на свои наручные часы:

— Очень хорошо. Значит, через полтора часа.

— Это все?

— Вы свободны, товарищ Таганов.

* * *

Несколько дней спустя начальник Андрея вызвал его к себе. Это был высокий худощавый мужчина с остренькой белой бородкой; на его тонком носу сидело пенсне в золотой оправе. На нем был дорогой костюм цвета кофе с молоком — один из тех, которые носят иностранные туристы; руки его были длинными и костлявыми, как у скелета; внешностью он напоминал не очень преуспевающего университетского преподавателя.

— Садитесь, — сказал он и поднялся, чтобы закрыть дверь. Андрей сел.

— Примите мои поздравления, товарищ Таганов, — начал начальник.

Андрей склонил голову.

— Товарищ Таганов, вы проделали ценную работу и оказали большую услугу партии. Вы выбрали для этого как нельзя подходящее время. Вы передали в наши руки дело, которое нам сейчас как раз необходимо. Учитывая сегодняшнее тяжелое экономическое положение и опасные тенденции в общественных настроениях, руководству страны необходимо таким образом показать массам, кто повинен в их страданиях, чтобы это запомнилось навсегда. Вероломные спекулянты, занимающиеся контрреволюционной деятельностью, лишая наших тружеников их тяжелым трудом заработанных продовольственных пайков, должны быть преданы в руки пролетарского правосудия. Рабочим необходимо дать понять, что их классовые враги денно и нощно плетут сети заговоров и интриг с целью подрыва единственного в мире государства рабочих и крестьян. Необходимо сказать трудящимся массам, что они должны терпеливо переносить временные трудности и всецело оказывать поддержку правительству, которое, как покажет расследованное вами дело, борется за их интересы со значительно превосходящими силами. Это, по существу, явилось предметом моего сегодняшнего разговора с редактором газеты «Правда» относительно кампании, которую мы задумываем. Мы должны дать показательный пример. В осуществлении поставленной задачи будут задействованы все газеты, клубы, общественные трибуны. Судебный процесс над гражданином Коваленским будет передан по радио по всем городам Союза Советских Социалистических Республик.

— Судебный процесс над кем?

— Над гражданином Коваленским. Да, кстати, о той записке, написанной товарищем Серовым, которую вы прилагаете в своем докладе по данному делу, — это единственный существующий экземпляр?

— Да.

— Кто еще читал ее кроме вас?

— Никто.

Начальник, скрестив пальцы рук, размеренно произнес:

— Товарищ Таганов, вы забудете о том, что когда-либо читали эту записку.

Андрей молча посмотрел на него.

— Это приказ комиссии, которая рассмотрела предоставленное вами дело. Однако мне следует дать вам некоторые разъяснения, поскольку я ценю ваше участие в данном вопросе. Вы читаете газеты, товарищ Таганов?

— Да, разумеется.

— Вы имеете представление о том, что происходит сейчас в наших деревнях?

— Конечно.

— Известно ли вам о настроениях среди рабочих? Вы понимаете, что общественное мнение может в любой момент пошатнуться?

— Так точно.

— В таком случае нет необходимости объяснять вам, почему имя члена партии не должно упоминаться в какой-либо связи с делом о спекуляции. Это понятно?

— Вполне.

— Вам следует быть очень осторожным и помнить о том, что вы ничего не знаете о товарище Павле Серове. Вы меня понимаете?