Мяч, оставшийся в небе. Автобиографическая проза. Стихи

Матвеева Новелла

Кто был в латыни слаб? Кто век знай путал с веком? А принца-регента — с монархом? Видит Бог, К такому хаосу маяк Науки Бэкон Никоим образом причастен быть не мог! Так как же нам теперь свои достроить штучки? Как нам шекспировского авторства алмаз Другому передать?! Однако с тем как раз, Чтоб уж — без ляпсусов титана-недоучки? На солнце пятна. Хвать! Дай — пятна совлеку, Чтоб солнце знатным сдать, а пятна — мужику! 1994

«Один за всех», или «Все за одного»?

Пример ничтожен мой, но есть и в нём загвоздка… Едва

я выбилась на поприще Пера, Зоилы и жрецы постановили жёстко, Что пишет за меня стишки… моя сестра! А за сестру — отец. Кто ж за отца-то? Мать. А за неё, кажись, внучатый отчим тёти… Гром разрази совсем! Ужель, в конечном счёте, Сам за себя — никто не в силах сочинять?! Свет зол на Авторство. Шекспиру самому, Глядишь, то Бэкона, то Ратленда назначат, Как второгоднику! Подтягивайся, значит, До знатных лиц, мужлан!.. И верит всяк — чему Угодно! Лишь в один не веря факт упрямый: Что самШекспир писал шекспировские драмы. 1994

Каюр

Я наверно против кого-то, Но не знаю — против кого. Просто я нахожусь во власти Песнопения своего. Осуждаю? Нет: рассуждаю. Не судья, чтобы всех осуждать. Но и, всё ж, не солдат, которому Не положено «рассуждать». Рассудив, кого и обижу, Да «обидчицею» не кличь: Просто я ПОЮ, ЧЕГО ВИЖУ, Как нанаец из старых притч. А чего не вижу — того я Просто-напросто — не пою. ________ Помолчи и ты, ретивое! — Одинокий певчий каюр. 1994

Ураган без ветра

Давно, давно не бывало ветра с порывами. Катили тучи, трясли групповыми гривами, Гремели гривнами града, и снега белого Горстями сыпали остро… Но ветра не было. Так царь — с колесницы мечет в народ дукатами И люди верят, что будут теперь богатыми; Кто схватит льдистое, кто — златое (под видом медного)… В любой монете «ловили ветер»… Но ветра не было. Как долго не было, чтобы вдруг — да в лицо повеяло! Была минута, когда я в это почти поверила! А вы — не верьте, что это ветер; то был неведомый… — Магнит ли? Радий? (Мятеж во аде?) Но ветра не было. А нынче к ночи вдруг зазвенело окно по-старому! И сразу вспомнилось, как в трубе Домовой постанывал; Пугал — но с толком, стращал по делу, а не из прихоти! Учил — не слушались… (Лишь рукавицей махнул при выходе) Дуй, ветер, вей! Вороти надежду нам, неприкаянным! Сдуй пыль, свей скверну с вещей! Рачительным стань хозяином, Да не навей нам того глухого, того нелепого Кошмара снова! — где всё готово, Чтоб ветра… не было! Как тихо, Господи! Потерпев кораблекрушение, Без криков тонут… (Ведь не у каждого разрешение На право голоса есть!) Но кто и зачем потребовал, Чтоб ураганы громили страны, А ветра — не было? Апрель 1994

Я слышу…

(Прочитав чудесный рассказ Алана Маршалла «Отец»)

… И отзвуки в мире дольнем Слышу, доныне я слышу И улыбаюсь невольно… Иван Киуру. «Старатель»

К воде ползли повозки, за которыми Следили эвкалипты или ивы. Товарищество Связано

с просторами, А с теснотою — ссоры да разрывы. Но и в просторах (вроде столько сделавших, Чтоб не было к побоищам соблазна), Вдруг разгорался бой В защиту девушки, Которую могли обидеть грязно. Теперь — не могут. (Крепко спят, — не вскинутся — В игле, в кольце, в ларце, в макушке дуба, — Все те, Кому был ясен стих шекспировский Про «девственность, поруганную грубо».) Теперь — не ясен. Что такое «девственность»? Где стыд девичий? Где мужская совесть? Воюй за то, что и сейчас на свете есть, А не за то, чего никак не вспомнить! Бесчинствуй смело; на дуэль не вызовут И в рыло не дадут: здесь безопасно! Небось не дровосек какой безвизовый, А что не дворянин — так это ясно. Но в мире дольнем есть воспоминание О лучших днях, — которыми гордится Нерабский дух! Звенит, как заклинание, В лучах блестит, как в колесе ступица В мельканьи утр, внутри пути зелёного, Великое воспоминанье это О мощи — не для низостей рождённого; Для счастья предназначенного, света! Мужская честь — на страже чести д евичьей; Всей чистоты, всей грации — на страже! Так было. Листья плыли по воде ничьей… Фургоны шли… Я слышу, слышу даже, Я и теперь как будто слышу даже: В изножье гор с их лиственными свитами, У розовой равнины в изголовье — Перебирают лошади копытами Да колокольчики бренчат воловьи,— Те самые… В тех далях. В том верховье. Начало июля 1994

Воспоминание

Мама, помнишь тот сад полночный И черёмухи свет непрочный? Зной стоял. До утра мы не спали — Всё полынь молодую искали. У соседки в горшках петуньи Огневели в воздухе мёртвом. Всем казалось, что мы — колдуньи И ночами — скотину портим! Но не портили мы скотину Ни рогатую, ни безрогу; Это ветер путал картину, — Пел в берёзах… Звал нас в дорогу — По верховному соизволенью Той весенней ночи высокой, — Недоступной закабаленью, Беспокойной и одинокой. 1994

Есть комики с душой…

Есть комики с душой. Но, рассуждая строго, Прямых учеников у Чаплина не много. Ключи от клуба, 1982 год

Есть Райкин, есть Никулин… И ещё Актёры есть находчивее многих. И… вдруг заметишь ты, как горячо Участвуют они душой в далёких (И столь недавних!) «Новых временах» Невозвратимой чаплинской эпохи, Где у кофеен подбирает крохи Бродяга Чарли в латаных штанах! …Ты, мания величия, враждебна Всему, что справедливо и волшебно. Но люди Сердца поняли давно: Ничто так не рифмуется открыто С величием, как срочная защита Отверженных! И в жизни, и в кино. 31 января 1995

В полношный шас

Сонет на опыты над русским языком

«Моло чник» был, а стал «моло шник». (Пустует — вот он и грубит!) И торжествует «полуно шник», А «полуно чник» позабыт.