«Мягкая сила» в мировой политике
Шрифт:
Речь идет о новой форме “пересекающихся сообществ”, которые в значительной степени предопределяют динамику и характер беспрецедентных изменений в современном мире, вызванных информационно-технологической революцией. Причем стремительный процесс развития компьютерных технологий, связи и программного обеспечения сопровождается резким уменьшением стоимости создания, обработки и передачи, а также поиска информации. За последние три десятилетия вычислительная способность техники удваивалась каждые полтора года и к началу нового тысячелетия стала стоить одну тысячную от ее стоимости в начале 1970-х гг. Най приводит такие показательные примеры: если бы цены на автомобиль падали столь же стремительно, как цены на полупроводники, то автомашина стоила бы сегодня пять долларов. Если в 1993 г. в мире насчитывалось около 50 веб-сайтов, то семь лет спустя их число превысило 5 млн. О глобальных
В современных условиях глобальной взаимозависимости в мире происходит не только увеличение количества транснациональных игроков, но и изменение их типов. Раньше транснациональная активность жестко контролировалась крупными официальными структурами; сегодня свободно структурированные, практически не контролируемые сетевые организации приобретают международную значимость и весомость. Именно в сетевом характере международного терроризма первопричина огромных трудностей в противоборстве с ним.
Най акцентирует внимание на возрастающую роль кибер-силы, или виртуальной силы, основанную на информационных ресурсах, которая со всей остротой ставит вопрос об обеспечении кибербезопасности. Киберсила, которую Най определяет с учетом поведенческого фактора, представляет собой способность достигать желаемых результатов за счет использования информационных ресурсов виртуальной сферы кибердомена, притом что это может происходить внутри киберпространства или в других сферах за пределами киберпространства (рис. 2.1).
Как поясняет Най, средства информации могут быть использованы в качестве “мягкой силы“ в киберпространстве на основе разработки программ действий, привлечения или убеждения. Но киберресурсы могут выражаться и в жесткой силе внутри киберпространства, когда государства или негосударственные акторы мировой политики могут организовать эффективную секторальную атаку, например, в виде отказа в обслуживании путем использования ботнетов – сети многих сотен тысяч специально зараженных компьютеров против какой-либо страны или конкретных ведомств и организаций.
Най разделяет игроков в киберпространстве на три основные категории (с оговоркой, что существует множество подкатегорий): правительства, организации с высокоструктурированными сетями, отдельные лица и слабоструктурированные сети.
Рис. 2.1. Физические и визуальные параметры киберсилы
Отмечая, что распыление силы в виртуальном пространстве сопровождается относительным сокращением разницы в их силе, он делает при этом специальную оговорку: распыление сил не означает равенства сил или замены правительств как самых влиятельных игроков в мировой политике.
Разработка стратегии “умной силы” государством требует продуманных конкретных ответов на конкретные вопросы в следующих формулировках Ная: какие цели или результаты предпочтительны? какие ресурсы доступны и при каких обстоятельствах? каковы позиции и предпочтения усилий в отношении объектов влияния? какие виды силового поведения вероятнее всего ведут к успеху? какова вероятность успеха?
Глубина ответа на эти вопросы и эффективность использования “умной силы” в целом могут быть обеспечены только при помощи новых политико-методологических подходов, новых поисковых решений – таков главный смысл рекомендаций Дж. Ная. Для этого он использует, в частности, понятие “контекстуальный интеллект”, который, как он считает, “помогает правильно оценить тенденции в силовых процессах и способствует заблаговременному размышлению о ресурсах умной политики” [97] .
97
Най Дж. С. Будущее власти. Как стратегия умной силы меняет XXI век. С. 346.
Первыми понятие “контекстуальный интеллект” ввели в научный оборот для использования в сугубо экономической области исследователи Гарвардской школы бизнеса Энтони Майо и Натин Нориа, определяя его как способность понимать динамику изменений в экономической обстановке и накапливать информацию о тенденциях на меняющихся рынках. Творчески применяя это понятие к международным делам, Най характеризует контекстуальный интеллект как способность понимать возникающие новые обстоятельства и наилучшим образом использовать новые веяния. Он утверждает, что именно это “станет решающим качеством мастерства руководителей, дающим им возможность превращать источники силы в комплекс мер для достижения успеха”. Контекстуальный интеллект важен для “более глубокого понимания силы, понимания того, как она меняется и как создается комплекс мер для реализации умной силы” [98] .
98
Там же. С. 23.
В острой аналитической фиксации резких поворотов и бурных изменений геополитического климата, в их контекстуальной проекции на конкретные аспекты и проблемы современных мирополитических процессов есть, разумеется, растущая потребность, кто бы спорил. Новые миросистемные реальности неизбежно усложняют задачи международной аналитики, призванной развязывать тугие проблемные узлы кардинально изменившейся геополитической парадигмы. По уточняющему определению А. Неклессы, это “нелинейность антропологического космоса, когда итог событий плохо предсказуем, равно как точные характеристики перемен, поскольку лавинообразные следствия в сложном мире может вызывать небольшое изменение параметров” [99] .
99
Неклесса А. Разбитые окна // Независимая газета. 2014. 28 мая.
В этих условиях возникает вопрос: насколько предложенный Дж. Наем подход является новаторством, новым словом политологической мысли. Что же принципиально нового привносит контекстуальный интеллект, если издавна известно, что как таковой интеллект (от лат. intellectus) – это способность получать, хранить, преобразовывать и выдавать информацию, вырабатывать новые знания, принимать рационально обоснованные решения, формулировать цели и контролировать деятельность по их достижению, оценивать ситуации, возникающие в окружающем мире. Вспомним, что еще в начале 80-х гг. прошлого столетия американский психолог Говард Гарднер выдвинул теорию множественного интеллекта, в соответствии с которой каждый человек обладает не единым интеллектом, а целым набором относительно независимых способностей, совокупность которых определяет его отличительные когнитивные свойства.
В кардинально изменившихся условиях “контекстуальная” идея Ная конечно же органично вписывается в поиски новой парадигмы политического мышления. Ее следует понимать как усиление креативного аналитического потенциала в глобальном интеллектуальном пространстве, повышение способности генерировать новые идеи и рекомендации, отвечающие жестким требованиям “управления рефлексией” в мировой политике. Как подчеркивают ученые Дипломатической академии МИД России, российская наука самостоятельно предприняла попытку (весьма успешно) перевести сферу международных отношений в парадигму именно мирополитических исследований, исходя из того что современный мир проявил невиданную доселе степень взаимозависимости и расширения взаимных контактов во всех сферах деятельности [100] .
100
См.: Иванов О. П., Кукарцева М. А., Неймарк М. А. Меняющийся мир и мировая политика // XXI век: перекрестки мировой политики / Отв. ред. М. А. Неймарк. С. 3.