Мясорубка Фортуны
Шрифт:
— Спасибо, Тихон, — девушка выдернула нож из груди мертвого вампира и повернулась ко мне. Ее дыхание пахло алкоголем, и держалась она на двух ногах неуверенно. — Ты извини, что я перед тобой голая стою. Я привыкла, что рядом все свои и… по правде, стремаюсь зубами грызть этих уродов.
— Ежели ты стесняешься, милая Альбина, я отвернусь, — я кривил душой, мне не хотелось упускать ее из вида.
Красивая, умная, любознательная девушка заслуживала внимания поэта. Она была воплощением гармонии утонченной людской культуры и звериной дикости. Контуры человеческого тела Альбины были настолько же изящны, как и очертания ее поджарого волчьего тела. Длинные пепельно-белые
Я старался смотреть на обнаженную красавицу как можно скромнее, но за подчеркнутой скромностью джентльмена галантных времен скрывалась личность, как бы вы сказали, без комплексов. Эта нахальная сущность побуждала меня тоже раздеться догола.
Пусть мое тело давненько утратило стройность, у меня не было оснований считать себя некрасивым. В отличие от людей, вампирам не присуща телесная дряблость. Жир распределился во мне равномерно и в тесном переплетении с мышечными волокнами. Моя фигура была гладкой, симметрично округлой и сохранившей очертания мускулов.
— Не надо отворачиваться. Дай мне на тебя посмотреть. Мы редко видимся и никогда не разговариваем. — Альбина выключила плеер на шее и вернула нож в чехол на эластичном поясе. — Я много раз нюхала твои следы… ты всегда одинок. Наверное, ты ужасно несчастлив?
— В стае я был бы еще несчастнее… Или меня бы уже вовсе не было.
— Меня при таком раскладе сегодня тоже не стало бы, — Альбина глазела на меня весьма нескромно.
Молодые оборотни отличаются неразборчивостью в связях и несдержанностью в выражении чувств. Лет до двадцати пяти они находятся в непрестанном поиске любовных приключений. С возрастом это проходит, и оборотни становятся примерными семьянинами. Но Альбине не было присуще легкое поведение. В ней пробудил ветреное свойство алкоголь, что мне было впору считать долгожданным подарком.
— Тебе нельзя выпивать на дорогу, и музыку впредь не слушай по ночам, — совладав с желанием, я сделал девушке нравоучение. — Удивляюсь, как при твоей работе можно дойти до подобной степени безрассудства.
— Я не ожидала, что сюда так быстро придут новые вампиры. А рюмашку коктейля в меня Дениска влил. Он думал, я побегу домой, а я решила прогуляться перед сном.
«Тебе вообще нельзя пить. Оборотни пьянеют с капли спиртного», — подумал и не сказал я.
«А вампиры совсем не могут выпивать», — давненько я не сожалел о том, что от вина или шампанского меня вывернет, как от обычной человеческой еды, какого-нибудь горохового супа.
Будь я слегка под мухой, я обнял бы ее без лишних слов.
— Тихон… У тебя есть какие-нибудь личные планы на вечер… А? — подстрекательно усмехнулась Альбина. — Знаю, волшебники твердят о несовместимости вампиров и оборотней. Но мы ведь не хотим заводить общих детей… Так почему бы нам немножко не расслабиться? Ты не против?
— М-м-м, вр-р-р, — взамен бесследно исчезнувших отговорок из меня вырвались дикие звуки.
— У тебя невероятно красивые глаза, — Альбина зачарованно смотрела на меня, медленно приближаясь.
— Они светятся?
Черные тени листьев плясали на ее коже, мешая мне уловить блики собственных глаз.
— Еще как сияют. Ты меня хочешь, да?
— Угу.
На большее количество слов меня не хватило.
За час до зари я разбудил Альбину. Мне нравилось лежать рядом с ней, обмениваясь теплом и чувствуя
— Никто не должен знать, что мы тут делали, — Альбина ласково прикоснулась к моим губам и сменила обличье. — Но вот незадача, как нам поделить улов? По послужному списку фраер, которого ты завалил, штук на двадцать потянет. Давай, сделаем так: я оформлю его на себя, получу премию и принесу деньги тебе.
— Оформляй вампиров на себя, а меня, будем считать, здесь не было. Я не возьму у тебя денег.
— Ты серьезно, Тихон?
— Вполне. Мне их не на что тратить…
— Я не говорю, прощай, — холодный черный нос скользнул по моему лбу.
Альбина высоко подняла хвост, отскочила забавным прыжком и понеслась к асфальтированной дороге, ведущей в город Волочаровск.
«Зачем?..» — я медленно двинулся по ее следам, истязая себя мучительными размышлениями, — «Я столько долгих лет не поддавался страсти, и вдруг… Так глупо, так нелепо… Как будто часть моей души вернулась в прошлое и, вдохновившись массою полузабытых впечатлений, сгребла всего меня в охапку и понесла туда, где светят фонари, и тусклое мерцание зарешеченных окон манит своим теплом. Нет! Нет! Я не пойду на свет. Вампирам заповедано природой прятаться в тени.
Как странно! Несколько часов назад еще я не стремился в человеческое общество, оно даже в некотором роде вызывало у меня отвращение. Как показал жизненный опыт, любые мои попытки найти свое место в какой-либо ячейке людского или вампирского социума, приводили к тому, что меня пытались использовать в самых неблаговидных целях. Вот я и выбрал для себя роль независимого стороннего наблюдателя. Где-то рядом вампиры и люди охотились друг на друга, я же оставался в стороне от этой бесконечной резни.
В человеческие заварушки я тоже не вмешивался. От революции и глубоко мне противной братоубийственной гражданской войны скрывался в лесах. Правда, во время Великой Отечественной пришлось мне немного поохотиться на специалистов «Аненербе», решивших устроить в Волочаровском заповеднике пыточный лагерь для живущих там волшебных существ. Непросто было потом удержаться от продолжения охоты на негодяев рода человеческого, благо на свете их много, и убивать их гораздо приятнее, чем невинных животных. Но к тому времени я усвоил, что залог успешного выживания вампира — главенство разума над инстинктами и страстями. Если бы я начал регулярно питаться людьми, то вскоре приобрел бы смертельно опасную проблему в лице охотников… Секретный Седьмой Отдел ФСБ — такая инстанция, которую нужно держать в отдалении. Она полезна, когда устраняет неблагонадежных собратьев, что могут сдуру покуситься и на мою драгоценную жизнь, но на собственный след ее лучше не наводить.
Единственная цель осталась в моей жизни на начало двадцать первого века — вернуться в себя. Родилась она много раньше, но возможность для ее воплощения появилась в пятидесятые годы прошлого столетия. Жизнь в относительном благополучии изменила мое тело, вновь сделала меня похожим на любимый портрет кисти Альберта Мурзикова, написанный в 1832 году, в мою человеческую бытность, когда я мирно и беззаботно проводил счастливые дни в усадьбе Лабелино.
Смотрясь иногда в зеркало, я притворялся, что ностальгирую по утраченной стройности, и шутливо приговаривал: «Эк вас разнесло, дорогой Тихон Игнатьевич. Жили бы вы в лесной норе да ловили бы всякую дичину — небось, не раздобрели бы до этаких широт».