Мясорубка Фортуны
Шрифт:
Дз-з-з-з-з!
Стакан с молоком, тонко звеня, полз по дрожащему в моих руках подносу, оттесняя к бортику шоколадный батончик с цельными лесными орехами.
Я стоял у кровати и смотрел на спящую Лизу безумными глазами. В памяти бесконечно прокручивался один и тот же эпизод. Снова и снова я переживал самый острый момент прошедшей ночи — чувствовал, как впервые вошел в нее, и видел, как ее широко распахнутые глаза полыхнули желтым огнем.
Всю ночь я не спал. Сидел на краю кровати в состоянии
Давным-давно, в самом начале мистической жизни, я выпил крынку молока, найденную в деревенском подвале. Ой, господа, страшно вспомнить, как потом мне было плохо! Я еще слыхом не слыхал о вампирской непереносимости молочного белка. Обратившая меня вампирша Людмила, под крылом которой я обретался с полгода, и которая так же, как и прочие влюбленные в меня женщины, плохо кончила свои дни, она (вот зараза!) не удосужилась предупредить меня о молоке. Сей вредный для нас продукт тем коварен, что не вызывает тошноты, когда его пьешь, и проявляет свою ядовитость спустя некоторое время.
Что до орехов… просто представьте себе, что измельченные мясные волокна, которые иногда нам нужно употреблять, если их хорошенько не разбавить жидкостью и недостаточно мелко размолоть, вызывают несварение вампирского желудка. Орехи — куда более тяжелая пища, чем мясо старой скотины. Нам они противопоказаны.
Я придумал жестокий тест. Но, право слово, не смолой же осиновой проверять, превратилась или нет Лизавета Филипповна в вампиршу.
— С добрым утром, любимая, — ленивое потягивание Лизы послужило мне сигналом к действию. — Твой завтрак в постель.
— А-а-а… Тиша… При-вет, — Лиза села, протирая глаза.
— Привыкаю к роли заботливого мужа… гражданского, — я вручил ей поднос. — Я староват для модного звания бойфренда.
— Шоколадка! — Лиза по-детски обрадовалась сладости.
Я контролировал время, сверяясь со швейцарскими часами на руке.
Лиза выполнила тестовое задание за три минуты. Время пошло.
— Ой! Сколько там натикало? — она заметила, что я смотрю на позолоченный циферблат. — Случаем, я не опоздала на экзамен по вождению?
— Без пяти одиннадцать.
— Проспала! Экзамен начался в десять, — одернув коротенькое ночное платьице, Лиза выскочила из-под одеяла и подлетела к шкафу. — Ну, ладно, все равно я сегодня в растрепанных чувствах, и ни шиша бы не сдала, — она повернулась по мне, держа в руках две вешалки — с зеленой блузкой и юбкой — карандашом. — Пойдет для работы?
— Вполне… Я подожду тебя внизу.
— Сделай мне кофе. Все просто. Сунь капсулу в кофейную машину… Увидишь большую черную квадратную штуку с маленьким носиком справа от хлебопечки и слева от мультиварки, выберешь кнопку…
— Увы, лапушка, — перебил я. — Ты поставила передо мной невероятно трудную задачу. Я, чего доброго, сломаю ценную
Я тоже пребывал в растрепанных чувствах.
На кухню Лиза прибежала бодренько, не проявляя ни малейших признаков отравления.
Зарядив кофейную машинку, она открыла мой персональный холодильник. Я прислонился к столу, чтобы не упасть от потрясения.
Хозяйка мясокомбината легко сняла с полки пятилитровую «бадеечку» с индюшачьей кровью, поставила ее на стол, открыла, понюхала…
Я перестал дышать.
— Тиша! — Лиза недовольно повела носиком.
Я плюхнулся на ближайший стул.
— Ты у нас теперь питаешься людьми? — Лиза истерически взвизгнула. — Кусаешь журналистов, владельцев кафешек, знаменитых гонщиков… Интересные предпочтения… Вчера не хотела тебе говорить, но сегодня скажу. После того, как Сэнсэй отвез тебя домой, к нам с Сатибо придолбался житель старого кооператива. Он рассказал, что ты напал на знаменитого гонщика Николая Колончука…. Тиша! Когда ты успел?
Я взялся за голову правой рукой и заглянул в свое отражение на зеленой столешнице как в бездонное озеро.
— Твоя индюшка скоро прокиснет или протухнет. — Лиза повернула «бадейку» наклеенной бумажкой ко мне. — Видишь дату? Ноль четвертое! И весь КРС датирован ноль пятым.
— Все израсходую в кратчайший срок.
— Теперь, когда мы с тобой практически семья, я не буду мириться с твоими дикими замашками, — пригрозила Лиза. — Если снова нападешь на человека, я дам тебе пендаля. Тут же вылетишь с моей виллы. Врубаешься?
— Как рубильник.
— Здорово, что мы друг друга поняли. Давай, ешь.
— Лизонька, ты меня совсем не понимаешь, — я обнял «бадейку». — У меня пропал аппетит от тоски.
— Чего?
— Ты замечательная хозяйка, прекрасно готовишь, а мне весьма неуютно от мысли, что я не могу стать для тебя настоящим мужем… Тем страшно голодным мужиком, который приходит домой с работы, садится вот здесь и наворачивает борщ с пылу с жару, и голубцы, и пирог. Я его ясно представляю. Вот он сидит и нахваливает твою стряпню, и чувствует в каждой ложке твою любовь, совсем как в телевизионной рекламе. Мне стыдно, что я живу, так сказать, на готовом корму, — я понюхал кровь и отстранился от «бадейки», — как боров в хлеву, а не как мужчина — хозяин в доме, глава семейства.
— Поэтому ты решил самостоятельно добывать пищу?
— Затрудняюсь объяснить, что на меня нашло.
— Тишуля, — Лиза потрепала меня по голове как собаку. — Ты тоже можешь почувствовать вкус моей любви на языке. На каждой «бадеечке» впору написать «Разлито и упаковано с любовью».
— Но как же борщ? Он пропадает.
— Борщом я поделюсь с друзьями. Кстати, ты мне подкинул идею для вечеринки в старорусском стиле, — Лиза быстро выпила кофе, приготовленный в квадратной машинке, и помчалась прихорашиваться.