Мятеж четырех
Шрифт:
Конан, прирожденный командир, помогал старейшинам вытащить наверх ослабевших от голода молодых гномов, их женщин и нескольких детей. Именно король Аквилонии указал, куда нужно идти: «Грани, скажи своим, чтобы отправлялись во-он к тому перевалу. Он отделяет пик Бушующих Ветров от равнин королевства людей».
По счастью, за время, пока мы блуждали в подземельях, не случилось снежной вьюги или бурана. Никогда не выходившие на поверхность гномы семьи Грани могли обнаружить на перевале следы наших лошадей и по ним добраться до Хезера. Здесь, у входа в шахту, мы распрощались, и Конан повел наш отряд к Райте. Необходимо было
Охранные заклинания Тотланта сработали – лошадки спали, укрытые колдовским куполом, через который было невозможно проникнуть ни человеку, ни зверю. Волшебник разбудил наших скакунов, мы быстро оседлали их и, вскинувшись в седла, помчались вдогонку гномам.
Ночевали на перевале, вернее, на его полуденном склоне. Лагерь был разбит возле густых зарослей молодого ельника. К сожалению, быстрый переход от пика Бушующих Ветров отнял последние силы у многих подданных короля Дьюрина – гномы, которых мы настигли на самом гребне каменистой гряды, устали, были голодны и поэтому удивительно мрачны. Однако старейшины заставили наиболее крепких и выносливых нарубить дров и развести костры. Ночи в Пограничье очень холодные, и, кроме того, над Граскаалем сгустились тучи, обещавшие снегопад.
А ночью случилось невообразимое.
Старейшина Грани попросил меня, как оборотня, посторожить сразу после заката. Он знал, что я могу отпугнуть хищников одним своим присутствием. Со мной вызвались на стражу Конан, двое гномов и Тотлант. Казалось, стигиец вовсе не уставал. Как, впрочем, и жуткие домашние зверюги гномов. Наш элайн вместе с тремя сородичами принадлежавшими семье Грани весь день, уподобляясь необычным зубастым лошадкам, везли на спинах маленьких гномят. А сейчас громадные черные монстры окружили лагерь будто сторожевые пастушьи псы.
Хальк, Эйвинд и Фрам, расстелив на очищенной от снега земле толстые меховые плащи, уснули.
Ночь была темной. Облака закрыли звезды, луна только нарождалась и поэтому ее свет не мог проникнуть через низкую туманную завесу. Лишь над Граскаалем изредка мелькали зеленые сполохи да слышался отдаленный гул.
– Как думаешь, – тихо спросил Тотланта Конан, сидя у гаснущего костерка. – То, что мы придумали, сработает? Небесная гора расплавится в Огне Изначальном?
– Об этом знает только Бог Единый и его сыновья, – благочестиво ответил стигиец, помешивая обструганной палочкой угли в костре. – Говорят, будто Изначальному Огню ничто не может противостоять, ибо он есть отблеск самого первого Пламени.
– Вот и поговори с этими магами, – заметил я, не поняв речи Тотланта. – Его спроси по-человечески, а он мудрствовать начинает!
– Веллан, – скривился волшебник, зябко кутаясь в черный плащ. – Не понимаешь – так молчи! Ребята, подождите… Конан, ты ничего не слышишь? И потом, кажется, землю потряхивает…
– Демоны Сета! – Конан вскочил на ноги, хватаясь за рукоять меча. Будто он мог противостоять силам стихий простым оружием. – Что происходит?
Того, что случилось дальше, я почти не помню.
Весь мир залил свет. Вдруг. Словно бы на Граскаальским хребтом одномоментно зажглись тысячи солнц. Я увидел, как начал таять снег, окружавший наш лагерь.
Грохот. Неистовый рев гибнущей чужой Силы заполонил округу, разрывая слух и уничтожая разум.
Совсем неподалеку, в двух-трех лигах от перевала, ведущего к землям
На мгновение мир замер в предчувствии беды. Колыхнулись вершины елей.
Я помню, как умирало подземное чудовище, залитое мною и Эйвиндом водой в катакомбах Ивелина. Помню, как я бежал через подземные переходы к лесу. Помню налетевший ураган, сплавленный в зеленое стекло песок дороги и возникший лесной пожар. Но по сравнению с этим…
Я подумал, что мир гибнет. Что начинается великая битва богов с пришедшим из Внешней Тьмы злом.
Ветви сосен и темноигольчатых елок внезапно занялись огнем. Деревья превратились в огромные факелы. Ударил ветер – горячий, обжигающий кожу вихрь невиданной силы. Меня отбросило в сторону, хоть я и пытался уцепиться за почерневшую меховую куртку Конана. Король, видимо, сообразив, что нужно делать, закрыл лицо рукой и повалился навзничь. Тотлант попытался выговорить какое-то заклинание, но ураган поднял волшебника как пушинку и отшвырнул в расплавляющийся на глазах сугроб, наметенный у корней гигантского кедра.
Я ударился головой о твердый ствол дерева и меркнущее сознание уловило лишь вид бурлящего облака на тонкой, колышущейся ножке; облака, подсвеченного синеватыми разрядами молний и поднимавшегося над землями, искони принадлежавшими людям, оборотням и гномам.
Потом была тьма.
Я не знаю, что это было. И никто не знает. Даже Тотлант. Волшебник потом сказал только, что мы стали свидетелями высвобождения некой чудовищной мощи, прежде скованной в пределах Небесной горы. Сила сбросила путы и, уйдя к небесам, исчезла бесследно…
Очнулся я от того, что пошел горячий дождь. Очень неприятное ощущение.
– Конан! – я с трудом поднял голову и огляделся. Лучше бы я этого не делал – резкая боль пронзила череп будто раскаленной иглой…
– При чем здесь Конан? – раздался в ответ угрюмый голос киммерийца. – Это Хальк с Тотлантом придумали обрушить Небесную гору в лавовое озеро… И что получилось?
Серели предрассветные сумерки. С неба падали погасившие лесной пожар тугие струи ливня. Вода (и это сейчас, зимой!) казалась только что прокипяченной. Мутные капли забирались под одежду, превратили волосы в сбившуюся грязную мочалку, а сам я полулежал в огромной луже.
Остальным, впрочем, было не лучше, чем мне.
Гномы сидели все вместе, хлюпая носами. Почему-то мокрый гном выглядит ужасающе жалко и несчастно. Хальк, которому досталось меньше всех во время урагана, поднятого издыхающей Небесной горой (летописец вовремя спрятался в яме у корней сосны), чисто по привычке пытался поддержать беседу со старейшиной Грани:
– Не беспокойтесь, уважаемый, – слабым голосом вещал библиотекарь. – Все живы, все хорошо, скоро придем в Хезер…
– Причем идти надо быстро, – встрял Мораддин. – Полагаю, что когда кончится этот странный дождь, снова ударит мороз. Мы попросту обледенеем. Уже светает, дорога видна. Грани, поднимай своих и идемте! В Хезере нас обязаны принять.