Мятеж
Шрифт:
А существо дела такое.
Боевая страда заставляла все время держать Семиречье на положении военного лагеря. Повсюду были назначенные ревкомы, а не выборные советы, как и повсюду это было у нас в прифронтовых местах или в местах под угрозой. По ликвидации фронта - естественное дело - организация советской выборной власти была для нас первоочередным делом. И уж недалек был срок, когда все это осуществилось бы естественным порядком и действительно по конституции. Но перед выборами надо же было провести подготовительную
Это ведь целое огромное дело, особенно для глухого Семиречья. А тут хотели наспех, сплеча, сгоряча, не дав нам произвести деление, построить эту выборную власть "по конституции". Можно себе представить, что получилась бы за власть, кого бы туда насажали, кого бы вовсе оттерли от управления!
Кулачество рвалось к легальному господству. Вот почему мы и открыли жестокий бой по этому вопросу.
– Нельзя сделать часами того, что требует по крайней мере недель... И потом - согласие центра? Вы же не хотите оторвать от всего мира свое Семиречье? А волостные, уездные, областной съезд намечены и без того, ваша горячка опоздала...
– Народ задушили, - вопили нам в ответ крепостники.
– Нету управы на вас никакой. Мужик сам собой хочет управлять, а вы насажали ему разную сволочь, - на что она ему? Раз свобода, так всем свобода, и мужику свобода, а ему вздохнуть не дают, жмут его, обдирают кому не лень, а власти настоящей все нет... Мы больше не хотим ждать и сами созовем...
– Товарищи! Это же вовсе не требуется, - объясняем мы им.
– Уж давно и создана и работает областная комиссия по выборам... Чего еще? Сроки близки - и нечего горячку пороть...
Обломали. Решили не очень складно:
Ввиду того что волостные съезды собираются через две-три недели, а уездные и областной за ними, внести вопрос (там) на обсуждение об установлении выборной власти, для чего съездом возбудить ходатайство перед Турциком.
Одиннадцатый:
Уничтожить расстрелы.
Коротко и ясно: вообще не расстреливать - никого и ни за что.
Вой протестов и брани, слюнявых угроз и шипящих укоров, буйных, гневных проклятий ударил по нам:
– Подлецы разные... Укрылись по трибуналам... расстреливать... наживаться. Мы кровь проливали... Разнести трибуналы до основанья.
А мы вопрос по-своему:
– Верно, что провинившегося рабочего и крестьянина надо мягче судить... Но если белогвардеец попал, если оставить его опасно, если по его вине сотни - тысячи, может быть, наших лучших погибло товарищей, а на месте сел, деревень, кишлаков остались только мертвые пожарища, - неужели и его помиловать?
Прижали к стене. Крыть им было нечем.
Вынесли постановление:
Предложить Ревтрибуналу, Особотделу и ЧК с особым вниманием относиться к рабочим и крестьянам при вынесении приговоров, беспощадно расправляясь
И, наконец, последний, двенадцатый:
Принять самые решительные меры по оказанию помощи Лепсинскому уезду и беженцам, а также отозвать агентов Особого отдела из уезда, где они ведут себя непристойно.
Тут уж получилась вовсе чепуха: они о помощи леисинцам как-то ничего не говорили, а все внимание свое и наше сосредоточили на том, что вот-де по голодным уездам агенты особотдела хулиганствуют, насилуют, грабят, издеваются.
– Дайте хоть один факт, - просили мы, - и по приговору, у вас же на глазах, чтобы видели все, мы расстреляем сами подлеца...
Но фактов не нашлось ни одного, а был лишь бессмысленный крик на иные темы:
– Казаки били - страдали мы! Казаков побили - опять страдай!.. Да где же правда после этого? Что наши семьи - гады поганые? Жрать они, по-вашему, не хотят, что ли? Сами тут пайки да то, да се, а голодным семьям - на-ко в рот...
– Нет, это неверно, это неверно, товарищи, - доказывали мы, - по голодным уездам уж давно работает наша специальная комиссия...
– Кляп с ней - с комиссией вашей...
– Нет, вы подождите...
– А что ждать? А что толку в ней?
– Толку? Есть толк: мы уж туда немало переправили хлеба, это вы только не знаете или не хотите знать... А потом дорога - разве вам неизвестно, что это за дьявольская дорога, песок горячий, безводица... а кормиться чем? Ведь одних лошадей что мы на этом деле поморили: не держится лошадь - падает... Мобилизовали верблюдов - на них теперь возят, да разве и этого вы не знаете? Нет, товарищи, надо ж отчет себе отдавать, за что порицаете... Сразу тут все равно не сделать...
– А нам сразу надо!
– налетали они.
– Сейчас же немедленно подать туда хлеб, вот что, а то разнесем все ваши отделы снабжения, сами возьмем...
Против этого нечем было козырять, доводы не помогали, пришлось соглашаться на пустое, никчемное решение:
Предложить Обвоенревкому и отделу Социального обеспечения немедленно снабдить хлебом разоренные Копальский и Лепсинский уезды, обеспечив также и беженцев, прибывших в город из этих уездов...
Обеспечить немедленно!
Легко сказать, а мы уж давно, неделями, все силы напрягаем на эту работу, да и то не смогли обеспечить...
А тут: немедленно!
Ну, пусть. Это дело работы подлинной и серьезной нисколько не изменит.
Кончились все двенадцать вопросов.
– Теперь, товарищи, передайте крепости, что по всем вопросам с вами мы договорились, что протестовать собственно дальше против кого же и в чем? Надо кончать, кончать надо эту всю заваруху. Спешно очистить крепость, разойтись по казармам, начать дружную совместную работу на основе того, что мы приняли теперь... Распишитесь под протоколом.