Мышь в Муравейнике
Шрифт:
Через два дня я уже успеваю перегореть, однако сделанного не воротишь. Накануне вечером полки, на которых я раскладываю стиранную одежду офицеров, закономерно опустели, и с тех пор пока что никаких комментариев на последовало. По выражению лиц офицеров, которые они нацепили за завтраком, сказать что-либо оказалось невозможно, но я прямо чувствую, что час расплаты не за горами. Вернувшись к себе, я даже задумываюсь, а не закрыться ли мне изнутри, заблокировав дверь картой. Однако поразмыслив за закидыванием очередной порции белья в машины, я решаю
— А мышь-то у нас прямо-таки страшна в гневе! — произносит Редженс, появляясь наконец в прачечной. — Исправь это, — он кидает в меня скомканной майкой, подходя ближе.
Кейн заходит следом, но остается в дверях, с довольной ухмылкой опирается на косяк.
Майку я не ловлю, потому что в этот момент у меня в руках корзина, но поставив ее на пол, беру майку и расправляю в руках. Да, это именно та самая.
— А что не так, буквы слишком маленькие? И где остальное? — интересуюсь я. Носки-то он не принес.
На лице Редженса вдруг начинают играть желваки, взгляд становится острым. Даже страшно становится, так внезапно в нем проявляются эмоции. До этого они все благополучно скрывались за насмешливой полуулыбкой, мне казалось, он просто не может потерять самообладание. И что теперь будет?
— Что вы прицепились к Кейт? — спрашиваю я заодно, все равно уже два вопроса задала.
Редженс, который начинает угрожающе приближаться ко мне, на мгновение останавливается, как будто вспоминая, кто это вообще такая.
— Нулевая? Она слишком ленива, — с издевкой сообщает он. Я отхожу в сторонку, чтобы между нами оказалась большая машина.
— Это неправда.
— Ай-ай-яй, — отлипает от косяка Кейн с другой стороны от меня. — А ведь такая покладистая мышка была! Если так пойдет и дальше, придется отправить ее назад.
— Или ниже, — добавляет Редженс.
— Автобус пришел, — доносится из зала могучий бас Кирилла.
— Пора идти, — Редженс быстро обходит стиральную машину и, грубо схватив меня за руку, тащит на выход. Не знаю, что происходит, но у меня вообще-то стирка.
— У меня три машины работают! — пытаюсь я затормозить у двери.
— Сами отключатся, — отдирает мою руку от косяка Редженс.
— Они не такие глупые, как некоторые мыши, — скалится Кейн. — Которых еще учить и учить!
В автобус набивают кучу народу: половину курсантов и офицеров, часть служащих. Сиденья все сняты, так что все едут плотненько стоя, держась за свисающие с потолка петли. Автопилот отключен, так что за управление сажают одного из младших офицеров, и поскольку, по словам руководителя группы, доехать "хочется, не разбившись всмятку", это дело доверяют Кириллу, а не остальным "мартышкам". Лекс протискивается ко мне, когда Редженс наконец отпускает мою руку. У меня теперь явно будут синяки, и там, где он меня держал, и там, где Кейн щипал меня всю дорогу.
— Тебе сказали, куда мы едем? — спрашивает Лекс, как-то незаметно оттеснив меня в сторону от этих двоих.
— Нет,
— Ну вот, а ты так старалась!
— А на носках он, похоже, не заметил, — шепчу я. Лекс давится смехом, и мы оба оборачиваемся на этих двоих, но Редженс стоит к нам спиной, а Кейн говорит с одним из старших офицеров. Кажется, он показывает нам кулак, но это не точно.
— Они пригрозили вернуть меня на нулевой, — жалуюсь я тихонько.
— Ну, это вряд ли. То, во что вцепился Кейн, он уже не отпустит, — неожиданно серьезно говорит Лекс. — Так говорят, по крайней мере.
— Мне стоит этому радоваться?
— Поглядим.
По автобусу из рук в руки движется банка с солнцезащитным кремом. Мы явно движемся к периферии Муравейника. Там Кирилл уверенно заводит автобус в тоннель, и нас выгружают на длинном перроне. Затем всех делят на группы, каждой достается по паре младших офицеров, старшие уходят отдельно.
В нашей группе конечно же Кейн с Редженсом и среди других курсантов Кейт. К явному неудовольствию Ристики она не с нами.
Наша группа проходит через отведенную нам дверь, и я просто забываю обо всей этой возне. Такого я никогда еще не видела! Мы находимся не просто на периферии Муравейника, а на террасе на его внешней стороне. Она щедро освещена настоящим утренним солнцем. За ограждением простирается настоящий мир, реальные леса и поля уходят вдаль до настоящего горизонта. С одной стороны широчайшая равнина обрамляется непостижимо огромными горами с белыми снежными шапочками. С другой виднеются похожие на стволы огромных деревьев, серые массивы других муравейников, в направлении которых сквозь зеленые пространства тянутся просеки для железных дорог.
В школе нам все это показывали на уроках в виде очень хороших голографических изображений, но в живую все воспринимается совсем иначе. Нас облучали специальными лампами, но настоящий солнечный свет не входит с ними ни в какое сравнение! На нулевом у нас вообще-то была возможность даже выходить наружу, но никто из нас этого не делал, потому что никто даже не догадывался, как это охренительно великолепно! Какой восторг вызывает настоящий простор! Другие школьники, я знаю, ходили в так называемый «парк».
На какое-то время все смолкают и, щурясь на солнце, проходят вперед к ограждению.
— Нулевая! Напомни курсантам правила нахождения на террасах, — громко приказывает Редженс, резко спустив нас с небес на землю. Кейт, которая наверняка так же находится под впечатлением, на секунду теряется, и Кейн с гадкой ухмылочкой недвусмысленно кладет руку на рукоятку хлыста.
Собравшись, Кейт начинает декламировать правила, все курсанты смотрят на нее, отвлекшись от умопомрачительного пейзажа впереди. Проговорив семь или восемь "нельзя", подруга замолкает с растерянным выражением на лице, видимо, что-то она все-таки забыла. Лекс сплевывает жвачку в водосток, за что получает от Кейна подзатыльник.