Мышеловка для кота
Шрифт:
А потом протянул руку и провел большим пальцем по щеке, словно что-то стирая под глазом. Потом под вторым.
— Все. Теперь ты снова прекрасна. Можешь не стесняться больше…
Более беззащитной я не была, наверное, даже в момент рождения. Там хоть мама рядом была, да акушеры. А здесь и сейчас… Кто мог меня защитить от этой обезоруживающей ласки и внимания?
Сердце уже трепыхалось, будто каждый перестук — последний. А я до жути боялась того, что вот прямо сейчас провалюсь в бездну. Вчера-то, оказывается, вовсе и не
Кир склонился, принялся целовать, очень бережно и терпеливо. А тело его доказывало, что терпения больше нет. Жесткий контраст, и очень сильный. Мужчинам не свойственно свои желания держать в узде. А тут — сдерживает…
Губы встретились. Где-то внутри замкнуло, заискрило, закоротило, выгнуло. Мысли забылись, выветрились, как и не состоявшееся похмелье. Новым хмелем накрыло: нежным, густым, сладким до изнеможения. Чувства обострились до того, что каждое прикосновение болью отдавалось. И не-прикосновение — тоже болью. Я растворялась, таяла под горячими лучами моего личного солнца.
А оно, это солнце, радостно и мучительно-сдержанно постанывало у меня над ухом, с каждым новым движением… несильно покусывало за шею с каждым, все более сильным толчком…
Под конец он уже вколачивался в меня, впиваясь в губы все жестче, будто присваивал, всеми возможными способами, покорял и побеждал. Я сдавалась, без возражений, абсолютно согласная сейчас с тем, чтобы быть растворенной, побежденной… Никакой тебе горечи поражения… Только радость, поделенная на двоих, и от того — удвоенная…
Он долго успокаивался, уже после того, как я затихла и обмякла.
Было до странности спокойно и уютно чувствовать на себе его тяжесть. Она не давила и не мешала. Просто была, как доказательство только что пережитого вместе удовольствия.
Кир, похоже, думал иначе. Как только дыхание немного восстановилось, благодарно поцеловал куда-то у виска, скатился на спину.
Сразу стало холодно и неуютно, даже под заботливо натянутым на меня одеялом.
Тут же полезли в голову какие-то дурацкие мысли. В общем-то, правильные… Но могли бы так не спешить. Я поежилась, отгоняя дурь из сознания, и не только дурь…
Кирилл это воспринял по-своему: подтянул к себе, прижимая и прижимаясь. Спина, как будто так и задумано природой, оказалось, очень правильно и удобно прислоняется к его груди.
— Кир, а сколько времени?
— До чего ты любишь этот вопрос, Лиза… Как знал, спрятал подальше все телефоны и будильники. Не спеши. Везде успеем.
Это множественное число в глаголе царапнуло… Успеем… Как быстро он все решил…
— А все-таки? — Попробовала развернуться, чтобы удобнее было спорить… Как-то не с руки, когда он дышит в макушку, а его пальцы опять по всему телу бродят. Лениво, удовлетворенно, но, однако же, гуляют по груди, животу, бедрам… Вот как, в такой обстановке, можно на чем-то настоять?
Вывернуться не
— Не дергайся, Лиз… Полежи спокойно, а то опять приставать начну. Я, так-то, не против, но ты, мне кажется, немного устала..
— Кирилл!! Нам же на работу нужно! Ты, конечно, шеф и начальник, можешь совсем не ходить, а я-то не имею права…
Он хмыкнул, лениво и довольно.
— Умеешь ты расставить все по своим местам… Сегодня тебе тоже позволено не ходить никуда. Будем прогуливать. Сегодня можно. Мы же с тобой лучшие работники, заслужили.
— Как ты себе это представляешь?!! — Сейчас я должна была взвиться, гневно смотреть в глаза, шипеть и размахивать транспарантами… А по факту — лежала и тихо млела, сопротивляясь лишь благодаря врожденному упрямству. Нельзя так низко и быстро падать.
— Обыкновенно. — Он зевнул. — Я нас отмазал. Предупредил Андерса, что уезжаем в область, на важные переговоры. Очень секретные, поэтому нельзя говорить, куда и к кому.
— Охренительная отмазка! Он же не дурак, чтобы верить!
— Андрюха, конечно, не дурак. А остальные поверят. Куда им деваться? Кстати, заметила, какой я молодец? Переговоры секретные. Можно никому ничего не рассказывать о результатах. Железное алиби…
— Да уж. Рука мастера сразу видна…
— Откуда столько скепсиса? Лиз… я не так часто могу позволить себе такое удовольствие: просто поваляться в постели вдвоем. Никуда не бежать и ни о чем лишнем не думать. Не уверен, что ты тоже часто так расслабляешься…
— С чего ты взял?!
— Догадался. Давай, немного поспим. А потом, возможно, и поболтаем. — Снова зевнул. — Разговаривали мы с тобой много. И часто. И почти никогда не спали. А так хочется… ты такая теплая… — И начал удобнее устраиваться: ноги-руки закинул, лицом куда-то в волосы зарылся.
— Слушай, Кир… Последний вопрос, и я отстану.
— Мммм?
— Как быстро тебе это надоедает?
— В смысле?
— Ну, сейчас понятно: тебе приспичило поиграть в конфеты-букеты-шалости… Но потом наскучит же… Мне понимать нужно, когда… Как-то время планировать, жизнь свою, дальше…
Сон у моего собеседника, надо думать, прошел. Он слегка отстранился… похоже, задумался. Или подыскивал правильный ответ. Сложно понять — затылком не видно.
— Лиз, мне кажется, у тебя навязчивая идея. О том, что все должно прекратиться… Откуда она?
Вопрос на грани фантастики: либо дурак, либо прикидывается, либо меня за дуру держит…
Развернулась в его сторону, чтобы в лицо смотреть — так надежнее.
— Ну, давай, порассуждаем вместе? — Он повел бровью, что можно было принять за согласие. Я именно так поняла. — Ты взрослый, красивый, привлекательный мужик. Обеспеченный. Не дурной на голову. Дурина, конечно же, есть, но в пределах нормы… Так вот, о чем я? А. Евнухом же ты не жил последние десять-пятнадцать лет?
— Нет.