Мышеловка для кота
Шрифт:
— Да при чем тут это?! Какие, на хрен, силиконовые? У тебя шея и плечи голые! А если встать против света — все тело видно, как будто ты, вообще, не одета!
— Мать твою! Кир, когда ты пытался меня трахнуть на рабочем столе, на мне была простая белая блузка и юбка-карандаш, ниже колена! Тебя же это не остановило, почему-то?!
— Они меня только завели, между прочим. Этими пуговками на самом интересном месте…
— У меня вся! Понимаешь ты? Вся одежда такая, в которой ты что-нибудь найдешь и придерешься! Даже старые джинсы — и те запомнились.
— Скорее, в тебе, Лиза… — Вот не нравится мне этот тон. Слишком драматичный.
— Кирилл. Иди к черту! Я всю жизнь хожу на работу так, как считаю нужным. И никто еще ни разу! Слышишь? Ни разу не придрался! А начальство у меня всегда было мужского пола. Но никто еще не оценивал по одежке. Только по результатам! И лишь ты один докопался!
— А как ты этих результатов добивалась?! Тебя никто не спрашивал? Или все прекрасно знали, но закрывали глаза? Ведь главное — результат, ведь так же?!
— К чему ты клонишь, Кир? — Я, так-то, уже догадывалась, к чему движется этот разговор. Но очень сильно надеялась, что ошибаюсь и снова придумываю и сочиняю что-то лишнее…
— К тому! Ты все договора так подписываешь, как тот, мой?
Дзынннннннь! Тонкая ниточка оборвалась… Как там, в той старой песне?
" Но не забудь, что нить тонка. Не оборви, не оборви!"
Кир забыл. А может быть, рвал специально. Сердце не упало. Просто замерло на середине хода: ни вверх, ни вниз. И дыхание — тоже перехватило.
Только благодаря этому я не заистерила. Спокойно, Лиза. Спокойно. Главное — морду кирпичом сделать. И продержаться всего две минуты. Больше не нужно.
Развернулась и потопала к двери. Которая выпускает из квартиры.
— Лиза. Мы не договорили. Куда ты?
Щелкнула замком. Открыла.
— Уходи.
Еще и подбородком дернула — направление указала.
Не послушался. Кто бы сомневался? Разве ж Кир поступал, когда-нибудь, против своей воли и по воле моей? Я таких случаев не помню.
Забрал ключ из моей ладони. Повернул в замке, закрывая. Облокотился на дверь спиною, руки скрестил на груди.
— Не пойду.
— Кир. Вали отсюда. Пока я не начала орать, что меня убивают. Или полицию вызову.
— Чем она тебе поможет?
— Ничем. Но ты отсюда свалишь. Или я, вместе с ними, уйду. А ты оставайся.
— Лиз, я снова ляпнул полную хрень, совершенно так не думая.
— Не в первый раз, кстати. Зачем ты столько времени тратишь на женщину, которую не уважаешь? Нравится унижать и властвовать? Не мой случай. Вали отсюда.
— А если не уйду?
— Я все сказала.
— А я — не все.
Это непробиваемое упрямство до крайности раздражало. И обессиливало. Мои аргументы закончились. И я, действительно, все сказала. Поэтому: просто пожала плечами, развернулась и ушла в комнату. Пусть остается. Какая разница, где будет находиться мужчина, только что подаривший надежду на полет, и тут же обломавший крылья?
Пусть здесь смердит и портит атмосферу
Кир молчал. Не останавливал. И сзади за мной не поплелся.
Я рухнула на кровать, обнимая подушку, и тихо ждала, когда вновь повернется ключ, а потом дверь захлопнется.
Звуков не было. Ни тех, что ждала, ни других каких-то. А мне пофигу. Пусть хоть уснет на коврике. Главное, не споткнуться потом, выходя…
Долго так лежать, без движения, плохо получалось. Все тяжелее становилось: внутри все кипит и плещет, не находя выхода, и руки чешутся… Но не бить же сейчас посуду — при нем? Не дождется такого выхлопа. Вообще ничего не дождется.
Вспомнила. Достала блокнот и ручку. Уселась поудобнее. Рука привычно выводила мелкие штрихи и линии. Кто-то говорил, что у меня задатки графика. Всегда хотела научиться профессионально рисовать. А еще петь, танцевать, заниматься гимнастикой, играть на гитаре. А научилась лишь зарабатывать деньги, много и умно говорить, быть самостоятельной и свободной, а еще — портить себе жизнь, бесконечно связываясь с мудаками. Красивыми, умными, успешными и очень жестокими мудаками. Что-то нужно менять. Может быть, стоило согласиться на предложение Виктора?… Идея хреновая, конечно… однако, лучше, чем такие качели.
На бумаге рождались березки и елочки, нежная полянка, улыбающееся солнышко… А в голове бродили по кругу мысли, тяжелые, вязкие, словно трясина.
Ничего. Прорвемся, Лиза. И не такое переживали. Кажется. Но и это переживем…
На третьем листе блокнота смогла увлечься. Солнышко было третье по счету и самое удачное. Очень искренне улыбалось.
— Лиза. Прости меня.
Даже глаза не подняла. А солнышко испортила неудачной линией. Перечеркнула его. И не сотрешь ведь. Придется начинать заново…
— Лиза… Ты слышишь?
— Тебе не за что просить прощения. Это была моя ошибка. Но извиняться за неё не стану.
Угловым зрением видела, что приближается. Внутри все сжалось. Очень хотелось отодвинуться подальше. Но — ни за что не буду. Я, в конце концов, нахожусь в своей квартире. На своей кровати. Это ему, так-то, прятаться нужно.
Четвертый кружочек с лучиками вышел совсем кривым. Что ж, тогда нарисую ворону с сыром. Она тоже улыбчивая. И платочек ей на голову, в крупный горох… Чуть язык не высунула, как в детстве, от усердия. На всякий случай, прикусила.
— Какая ошибка? О чем ты? Не придумывай, Лиз. Мне уже стыдно и очень совестно, дурная привычка — не думать, как другие на слова отреагируют. Забылся, Лиз. И прощения просить мне глупо и бессмысленно, я понимаю. Но сказать хочу, чтобы ты знала: мне стыдно за этот бред. Очень. И очень жаль, что тебя обидел.
— Я тебя услышала. Спасибо, что сообщил. Теперь уйдешь? Дверь захлопывается. Провожать не буду.
— Нет. Не уйду.
— Как хочешь.
— Может быть, скажешь, в какой такой ошибке себя обвиняешь? — Потянул руку, чтобы ухватить за прядь волос. Еле успела увернуться.