Мышеловка капитана Виноградова
Шрифт:
Мартыненко включил телевизор. Это было как нельзя кстати. Потягивая терпкий, круто заваренный чай и невидящими глазами уставившись в экран, Владимир Александрович пытался упорядочить впечатления прошедшего вечера.
Вновь раздался топот с лестницы, и первым из полутьмы в холл вступил Андрей Леонидович.
— До свидания. Счастливо оставаться! — Он попрощался с милиционерами за руку, ничем не выделив Виноградова. — Не холодно тут у вас? Ночью не мерзнете?
— Да нет, теперь нормально, — кивнул Мартыненко головой в сторону мощного масляного радиатора, выделенного
Вошел Валентин Сергеевич. Придерживая за локоть, он вел впереди себя Машу, бледную, со следами небрежно смытой косметики на лице.
— Спокойной ночи, ребята! — кивнул он оставшимся, не выпуская из профессионального захвата руку секретарши.
Пока Мартыненко возился с запором, Владимир Александрович пытался заглянуть Машке в глаза. Наконец ему это удалось — глаза были пустые и влажные. Тихо заурчав двигателем, «пятерка» Валентина Сергеевича исчезла в холодной вечерней темноте.
— Наконец-то… Спать будем? — ослабив ремень с кобурой, потер затекшую спину ночной напарник Виноградова.
— Попробуем, — отойдя от окна, ответил Владимир Александрович, но уверенности в его голосе не чувствовалось: за пазухой тихо шелестело без малого полмиллиона…
3
Спать одетым — это не сон. Тем не менее ночь, проведенная в полузабытьи, уходила. Уходила, оставляя после себя мутную тяжесть в голове, боль суставов и затекших мышц и отвратительный привкус во рту.
Звонок застал Виноградова спускающимся из туалета.
— Какого черта… — Мартыненко, растрепанный, с суточной щетиной, торопливо пихал непослушные ноги в расшнурованные ботинки. — Подожди, я сейчас!
— Кто? — сняв пистолет с предохранителя, поинтересовался капитан.
— Я, Цадкин! — Владимир Александрович узнал голос президента. Отпер дверь, отступил в сторону, не спеша засовывая ствол в кобуру. Рядом хмуро встал успевший привести себя в порядок Мартыненко.
— Доброе утро!
— Здравствуйте…
Андрей Леонидович выглядел отвратительно — ненамного лучше сотрудников милиции. Виноградов впервые видел его таким — бледный, небритый, с ввалившимися глазами. Цадкин обернулся на звук отъезжающего «мерседеса», затем шагнул в относительное тепло холла. Капитан пропустил его, щелкнул замком…
Обернувшись, он увидел, что Андрей Леонидович в нерешительности разглядывает его, взвешивая, казалось, что-то, неожиданно пришедшее в голову:
— Вы… Пойдемте ко мне!
— Хорошо, — покладисто кивнул Виноградов. Он всегда нюхом чуял неприятности, и сейчас был именно тот случай.
— Побудешь? — повернулся он к напарнику.
— Нет проблем, — оправил складки под ремнем Мартыненко.
До кабинета шли молча.
— Присаживайтесь!
В офисе со вчерашнего вечера почти ничего не изменилось — только пепельница была полна окурков, да немытые кофейные чашки громоздились на подоконнике. Обычно это все прибирала Машка.
— Я подумал, вам это важно знать… Может коснуться… Хотя вряд ли, но…
Владимир Александрович молчал.
— Сегодня ночью Марья, моя
— Снотворное?
— Да какая-то гадость…
— Записка?
— Да. Родители отдали — я ведь там как родной был. — Цадкин невесело усмехнулся. — Вот.
Он протянул Виноградову аккуратно вырванный из блокнота листок:
«Я ни в чем не виновата».
— Подписи нет… Это бывает, — возвращая записку, зачем-то сказал Владимир Александрович.
— Я знаю ее почерк. Я вообще ее с детства знаю — Машкина мать работала вместе с моей женой. С первой… — Цадкин говорил, не обращаясь к собеседнику. Сам с собой. Для себя. — Да! Я с ней спал — но это не главное. Не главное! — президент был на грани истерики и уже не замечал Виноградова.
— Выпейте чего-нибудь… Есть у вас?
— Что? A-а… Да-да! — Цадкин встал и направился к одному из стеллажей, но по пути задел лежавшую на самом краешке секретарского стола книгу в затрепанном глянцевом переплете. Он автоматически нагнулся за ней, прочитав на случайно раскрывшейся странице:
«Это что за волна?
Это птицы летят…
Это в небе погасла звезда!»
— Надо же, японская поэзия… впрочем, наверное, это по программе — сейчас в университете черт-те что проходят. — Андрей Леонидович уже вполне овладел собой и, наливая в пузатые рюмки коньяк, чувствовал себя уверенно.
— Валентин Сергеевич в курсе? — поинтересовался Виноградов.
— Да. Там сейчас. Бублик за ним поехал, сюда привезет.
— Андрей Леонидович…
— Да?
— Андрей Леонидович, Марья не брала валюту, — собственно, капитан сейчас делал то, что решил еще ночью.
— Валюту?.. А почему вы так думаете? — Цадкин очень внимательно изучал собеседника, отставив пустую рюмку.
Виноградов ожидал несколько иной реакции.
— Почему? Почему… Вы доллары нашли?
— Нет.
— А где они, знаете?
Цадкин молча смотрел на него, поэтому Владимир Александрович продолжил:
— Вот! Ровно тысяча.
Он выложил на стол перед президентом фирмы чуть помятый за ночь конверт:
— А кто украл — хотите скажу? — они смотрели друг другу в глаза, и Виноградов стремительно терял самообладание. Выпитый коньяк внезапно отяжелил голову. — Или неинтересно?
— Интересно.
— Тогда скажу. Бесплатно! — Он уже почти не жалел о том, что сделал: — Все очень просто. Я нашел конверт на лестнице, на первом этаже, у самого холла — там такой щит электрораспределительный, высокий довольно, собака… Сверху, в глубине — так, что с моим ростом не дотянешься… Все уверяли, что офис никто не покидал, так? Нет оснований не верить. Но один-то — точно выходил! А? Не поняли? Валентин Сергеевич — он же за мной пешком спускался, ножками! А мог и по интеркому вызвать, а?