Н.А.Львов

Глумов А. Н.

Катерина Яковлевна Державина долгое время «была в превеликих хлопотах о строении дома», а потом об его устройстве. Ей помогали верные друзья: для «круглой комнаты» (парадной гостиной) Мария Алексеевна Львова вышивала цветные узоры на соломенных обоях. Львов входил во все мелочи: проектировал «паровую кухню для Катерины Яковлевны», восемь книжных шкафов, бюро, диван со шкафчиками по бокам, огромный письменный стол с поднимающимся пюпитром.

Особую любовь хозяев вызывала комнатка во втором этаже с окнами в сад - «диванчик», вся увешанная «серпянковыми» пологами и зеркалами. Здесь же стояли два бюста работы Рашетта, изображавшие Катерину Яковлевну и Державина. В стихах «Гостю», посвященных Вельяминову, Державин с нежностью пишет:

«Сядь,

милый гость, здесь на пуховом

Диване мягком отдохни;

В сем тонком пологу, перловом,

И в зеркалах вокруг, усни;

Вздремли после стола немножко:

Приятно часик похрапеть;

Златой кузнечик, сера мошка

Сюда не могут залететь...»

В декабре того же 1791 года жизнь Державина переменилась: он получил новую должность «при принятии прошений», то есть стал секретарем государыни. С великими надеждами на возможность постоять за правду и сотворить добро он ретиво принялся за дело.

Служба Львова и по ведомству Почтовых дел правления и по ведомству Коллегии иностранных дел была неизменно и тесно связана с деятельностью А. А. Безбородко.

При доброжелательных и даже приятельских отношениях Львов не мог стать его близким другом: он был индивидуальностью иного склада. Легкомысленный и бурный образ жизни графа, конечно, не был по душе человеку с характером строгим и аскетическим, хотя и веселым. А Безбородко огромную, сложнейшую работу по дипломатической части умел сочетать с удивительной ветреностью. Известны его кутежи па даче в Полюстрове. Императрица часто на него сердилась. «Встали в 5 часов утра, - записывает о Екатерине в дневнике Храповицкий.
– Недовольны, что граф Безбородко на даче своей празднует; посылали сказать, чтоб по приезде скорее пришел. Он почти не показывается, а до него всегда дело». Однажды Безбородко насмерть перепугал всю округу стрельбою из пушек, желая предостеречь лейб-медика Рожерсона, партнера по висту, от рассеянности. По рассказу Н. И. Греча, он часто, положив в карман сто рублей, уходил из дому, переодевшись, и посещал «самые неблагонристройные дома... В 8 часов его будили, откачивали холодной водой, одевали, причесывали и, полусонный он ехал во дворец с докладами; но, перед входом во дворец Екатерины, он стряхивал с себя ветхого человека, становился умным, сериозным, дельным министром».

Широко известна история его ухаживаний за актрисой «Лизаиькой Сандуиовой» (урожденной Федоровой или Яковлевой, как названа она в камер-курьерском журнале, по сцене Урановой), настолько назойливых, что ей пришлось, соскочив во время спектакля «Федула» со сцены в партер, подать прошение о защите прямо в руки самой императрицы, которая, разбранив па следующее утро графа, заставила его оплатить все расходы по свадьбе Лизаиькп с актером Сандуновым. Свадьба состоялась 14 февраля 1791 года.

В конце 1791 года произошли в России события, которые выдвинули графа Безбородко в первый ряд крупнейших сановников России. Был подписан мир с Турцией. Предварительное перемирие заключил уже летом фельдмаршал князь Потемкин. Он неожиданно умер, и для оформления мира, для подготовки и урегулирования всех спорных статей и для подписания мирного трактата был направлен в Яссы Безбородко.

Львов был необходим графу не только как архитектор и помощник по устройству дома и дачи, но и как дипломат. Безбородко его направлял с поручениями в Лондон. Выше упоминалось, что из Англии Львов вывез помощников - специалистов в деле раскопок валдайского угля, а значительно позже - мастеров «паровой машины». Отношения с русским посланником С. Р. Воронцовым, а также с его братом Александром

Романовичем, подолгу гостившим в Лондоне, упрочнялись. Известно, что в 1793 году Львов ездил в Англию дипломатическим курьером; вернулся 6 апреля с депешами двух конвенций - торговой и политической - между Россией и Англией. Снова уехал через неделю с письмами графа Безбородко к С. Р. Воронцову, чтобы ратифицировать заключенные акты.

А между тем дружба Львова с влиятельной персоной стала темой для сплетен. Молодой камер-юнкер Ф. П. Ростопчин, желчный и злобный, обвинял Львова в нечистоплотности при покупке картин для Безбородко, писал С. Р. Воронцову, что Львов беззастенчиво обманывает графа и грабит⁷³. Клевета была подхвачена.

Кроме того, еще в марте - апреле 1787 года, во время крымской поездки, открылась интрига члена Почтового правления О. А. Судиенко, распространявшего нелепую выдумку и доносившего Трещинскому о том, что якобы Львов публично хвастает повсюду, будто оп у Безбородко «ворочает всеми делами», и когда тот болеет, заменяет его на докладах у императрицы. Из-за этого в августе того же года Львову, уже назначенному вместо покойного Бибикова директором казенных театров, было отказано в утверждении в должности.

Становится понятным, почему Державин, тоже крайне недовольный создавшейся для него ситуацией при дворе, послал в Череичицы стихи «К Н. А. Львову» (1792), в которых одобрял его за то, что он сейчас далек от высших кругов, -

«Ни зависть потаенным вздохом,

Ни гордость громогласным смехом

Не жмут, не гонят от двора».

Одобрял также за то, что Львов наслаждается дарами природы... И заканчивал стихотворение, как бы цитируя слова своего друга:

«Ужель тебе то неизвестно,

Что ослепленным жизнью дворской

Природа самая мертва?»

Львов со своей стороны послал «Гаврилу Романовичу ответ»:

«Домашний зодчий ваш

Не мелет ералаш,

Что любит жить он с мужиками,

В совете с правыми душами

Жить

Пришлося как-то мне по нраву,

Двенадцать лет я пил отраву,

Которую тебе советую не пить,

В том месте, где она все чувства отравляет.

Счастлив, кто этого хмельного не вкушает...»

ГЛАВА 2

1792-1794

Жилой дом для себя самого в Петербурге Львов так и не собрался построить за всю свою жизнь. Но он освоил участок на окраине Петербурга, у Малого Охтенского перевоза. Вокруг здесь, так же как и на участке Державина, были болота, лес и лужайки...

О доме Львова на Охте известно главным образом из купчей на «двор», проданный Львовым в 1799 году купцу А. Ф. Крону, и закладной того же купца. На территории, составленной из трех участков, имелся каменный дом «с заведением - английскою пивоварнею, с садом и оранжереею и протчими деревянными хоромными строениями».

«Пойдем сегодня благовонный

Мы черпать воздух, друг мой, в сад,

Где вязы светлы, сосны темны

Густыми купами стоят;