На арене со львами
Шрифт:
Андерсон так и не овладел этим приемом в совершенстве, хотя знал его хорошо. Обретенная власть его смущала, а для тех, кто ее добивается, такой подход губителен — власть надо хватать за горло. И в тот день внешняя враждебность Андерсона не задела Моргана, он знал, что, несмотря ни на что, Андерсон его ценит.
— А вести, надо сказать, скорее добрые,— продолжал Морган.— Результаты опроса, предпринятого редакцией «Кэпитал таймс».
Газета перед каждыми выборами устраивала предварительный опрос по всему штату — не слишком научный и больше напоминающий обыкновенную жеребьевку, чем серьезное исследование, но все-таки он охватывал довольно широкие слои читателей, пользовался вниманием, а иногда и влиял на исход выборов. При этом, что
Андерсон вздернул брови:
— Добрые вести?
— Вы отстаете, но всего на полшага. Вот статья, она пойдет первого апреля, и если вы не против намекнуть нашему читателю, что, раз так, вы его наверняка обскачете, я готов записать ваше обращение к народу.
— Это что, первоапрельская шутка? Вы смеетесь над нами, Морган?
— Смотрите сами, вот цифры.— Морган протянул ему гранки.— Первое апреля — это просто совпадение.
— Хорошие шуточки, когда Мэтт только что неопровержимо доказал, что мне всыпят горяченьких по заднице. Да я и сам знаю. Так что забирайте свои цифры и проваливайте.
— Минуточку, я должен все записать дословно. По какому месту, вы говорите, вам всыпят?
— По заднице, — повторил Хант. — Хант Андерсон, баллотирующийся в сенат Соединенных Штатов, сегодня во второй половине дня сказал нашему корреспонденту, что ему всыпят горяченьких по заднице и, пожалуй, ему лучше выйти из игры да бросить всю эту музыку. Записывайте дословно, Морган, и посмотрим, осмелится ли ваша подтирашка эту самую задницу напечатать.
Андерсон балагурил, но видно было, что на самом деле он озабочен и расстроен. Он в первый раз при Моргане заикнулся о возможности неблагоприятного исхода выборов. На публике он никогда не увлекался самохвальством, у него был другой стиль, скорее скромный, эдакий добрый сосед и сознательный гражданин, принимающий общественное благо близко к сердцу. Но весь его облик излучал спокойную уверенность — никакого соперника и вообще никаких затруднений у него словно и не существовало. И в частном разговоре Морган слышал от нсго только о том, как лучше преодолеть такую-то трудность, решить такие-то вопросы, воспользоваться такими-то возможностями. Предварительный опрос «Кэпитал таймс», проведенный больше чем за месяц до настоящих выборов, в общем, довольно верно отражал истинное положение дел — Хант включился в борьбу недавно и поэтому пока еще немного отставал, по имя его было хорошо известно избирателям, и, если толково провести кампанию, есть все основания надеяться на успех. Видя, что Андерсон впал в уныние, Морган впервые ясно осознал, что давно уже — может быть, с той ночи на могиле Старого Зубра, а может быть, после ухода Зеба Ванса,— почти не колеблясь, верит в его победу.
— Покажите-ка ему наши цифры, Мэтт.
Осторожно, держась за краешек, словно боясь обжечься, Грант вытянул из нагрудного кармана листок бумаги.
— Не для публикации, уговор?
Он вопросительно посмотрел на Моргана.
— Как бы не так,— отозвался Морган.— Я прибыл по заданию квалифицированных специалистов, и все, что вы, желторотые, здесь говорите, пойдет прямехонько в помер.
Андерсон горько усмехнулся. Потом вдруг расправил плечи и сразу стал на голову выше, заполнив собой весь кабинет.
— Он прав, Мэтт, я тут разнюнился, как последний дурак, и наболтал бог весть чего.
Грант спрятал бумагу обратно в карман.
— Вот что, Рич, давайте-ка покончим с делами. Джералдина! — Она тут же возникла перед Андерсоном, точно джин из бутылки, довольно упитанный и с блокнотом в руках.— Вот мое заявление для печати: «Опрос, произведенный газетой «Капитал таймс», показывает, что у нас все идет, как надо, согласно заранее намеченному плану, и теперь нам предстоит последний раунд — бой до победного конца, когда все приемы дозволены». Готово? Позаботьтесь, чтобы это попало в телеграфные агентства, Джералдипа, ладно? — Она вышла, прижимая блокнот
— Нет, конечно, будь это хоть русские военные планы. Я не глухой, не безмозглый и не продажная шкура. Завтра в моей газете будет напечатано, что вы готовы признать себя побежденным, что бы вы там ни наболтали для печати. Если вы, умники, подсунете мне свои цифры и я окажусь связан уговором, мне нельзя будет даже написать, что ваш собственный опрос дал отнюдь не те результаты, которых вы ожидали. Атак я могу честно заявить, что данные вашего опроса для вас неблагоприятны, а точных цифр не приводить вообще. Мне ведь только того и надо.
— Пожалуй.— Андерсон сокрушеппо взглянул на Мэтта.— Я тут валял дурака, а наш ушлый приятель наскреб материалец на статью.
— На две,— поправил его Морган.— Что это за разговоры такие неджентльменские про бой, в котором все приемы дозволены?
— Ну, хорошо, теперь-то можно наконец говорить неофициально? Я вообще по дружбе с удовольствием бы вас просветил, мне даже интересно, что вы скажете, но только эти сведения не должны исходить от меня.
— Откуда же я мог тогда их взять?
— С потолка.
— А вы, в случае чего, будете все отрицать? Ну, ладно. На сей раз — уговор.
— Опрос вашей газеты — чушь собачья. Во-первых, он отражает главным образом настроения горожан, а сельских жителей — в гораздо меньшей степени, это было ясно с самого начала. Во-вторых, он охватывает читателей только одной газеты, да и то не всех, а только тех, кому не лень отсылать вам ваши анкетки. Все эти оговорки — в мою пользу. Не стану скрывать: мои люди во всем штате слали анкеты целыми кипами. Другая сторона тоже не сидела сложа руки, и пока что они меня обскакали. Но у нас тут есть свой эксперт по общественному мнению, блестящий специалист своего дела, и мы отвалили ему за его работу кучу денег, а он не просто подтвердил нам, что мы завязли, это я и сам чувствовал, да и Мэтт тоже, по еще и объяснил почему.
— Из-за негритянского вопроса, надо думать, — сказал Морган.— Я этого опасался.
— Да, но но только. На Востоке, где вашу газету если и выписывают, то только для того, чтоб повесить в уборной,— там, действительно, дело в этом. Но мы можем отыграться в других местах. А есть одна причина, которая одинаково действует повсюду, и надо же мне быть таким дураком, чтоб не попить, в чем дело. Я, как сын Старого Зубра, не оправдываю ожиданий публики. («Кое-кто, может, сам того не зная, бег Старого Зубра стосковался» — сказал Моргану Зеб Ванс в прошлом году.) И вот наш опрос показал нам с Мэттом — я потом убил целый день, проверяя это у лучших окружных лидеров,— оказывается, среди той части избирателей, которых условно можно назвать «анти-Зубристами» и которые хотят серьезного, думающего кандидата, там я иду хорошо. Зато с другой частью — ни тпру ни ну, это «про-Зубристы», которым нужен кандидат — скандалист и ругатель. И таких немало. В моем распоряжении всего месяц, чтобы поправить дело.
— Все приемы дозволены?
Андерсон взглянул на Мэтта Гранта. Мэтт беспомощно пожал плечами, как бы говоря то, что все трое понимали без слов. Ответить мог только Андерсон. Но Андерсон молчал. Морган был из них самым младшим, однако в силу обстоятельств он успел насмотреться на то, как проходят избирательные кампании, и, кажется, понимал, что сейчас творится в душах у его собеседников. Оба они колеблются: но следует ли ради победы слегка поступиться своими принципам и прибегнуть к тактике, которую до сих пор они считали ниже своего достоинства? Ведь менять план сражения в разгар военных действий нелегко, начинаешь думать, что, ошибясь раз, ты вполне можешь ошибиться и во второй.