На арене со львами
Шрифт:
В лагерь въехал старый школьный автобус, задребезжал и остановился на полдороге между лачугами, словно испустив дух. Люди выходили и вяло брели в разные стороны. Из бурьяна вылезали дети. В ближайшую лачугу вошли мужчина и женщина, совсем еще молодые, следом за ними в дверь шмыгнула маленькая девочка. Почти тут же раздалась оглушительная музыка.
— Сами видите,— Мичем мотнул головой,— они там веселятся. А послушали бы вы, что тут творится в субботние вечера.
— Вино?
Мичем скривился.
— Галлонами глушат.
— А кому идет прибыль? Вам с Беном или Тобину?
Мичем
— Еще одно собрание,— сказал он.— В Согесе нынче прямо-таки ни проехать, ни пройти. А для меня местечко отыщется?
— Потеснимся.— Адам шагнул ему навстречу.— Лопни Тобин, если не ошибаюсь?
— Он самый.— Тобин посмотрел на Адама: глаза у него были совсем не такие веселые, как голос и походка.— Я, кажется, уже имел удовольствие с вами встречаться? Старые мои буркалы вас где-то уже видали, котище?
— Не исключено. Я этими путями хаживал.
— Бирмингемская тюрьма, — сказал Тобин. — Ножиком кой-кого пырнул.
— Ну, а как насчет «Агро-Упаковщиков»? Вы ведь отсюда туда, верно?
— Это что же, картошечка? Только я вас там что-то не замечал.
— Правильно.— Адам вручил Тобину повестку.— И учтите, это вам не носовой платок.
Тобин сплюнул на землю между башмаками Адама.
— Вспомнил! — сказал он.— В последний раз, котище, я вас видел у тех ворот, где вас дубинкой охаживали.
— Черенком лопаты. Но я бы про это предпочел не вспоминать.— Адам подгреб пыль носком ботинка и засыпал плевок.— Я бы, пожалуй, много кое-чего предпочел не вспоминать. Я могу что угодно забыть, раз уж так обстоят дела.
— Ну, а как же им еще обстоять? — Тобин, не спуская с Адама бесстрастного взгляда, снял шляпу и засунул повестку за ленту, точно перо.
Адам выудил из кармана рубахи смятую пачку сигарет и протянул Тобину:
— Может, у нас дело и сладится.
— Дело…— Тобин надел канотье и взял сигарету,— это уж мое дело, котище.
— А почему их тут стараются поскорей закопать? — сказал Гласс, очнувшись от оцепенения.— Ведь он только вчера загнулся?
Морган, заново переживая тот день в Согесе-Два, совсем забыл про Гласса. Он оглянулся на ухмыляющуюся физиономию, на пластырь посреди лба и изумился удивительной способности Гласса задевать людей за живое. В этом чудилась даже какая-то символическая справедливость: человеку, который зарабатывает на жизнь, выставляя на всеобщее обозрение чью-то судьбу, чье-то отчаяние, право, сам бог велел быть вот таким бесстыдным и толстокожим.
— Жаркий климат,— сказал Морган.— Как и во всем прочем, Гласс, в технике бальзамирования здешние жители отстали на много лет.
— Спасибо, а я и не знал.
Морган пропустил эти слова мимо ушей. Если бы Гласс знал Кэти, он понимал бы, что она постарается покончить с похоронами возможно быстрей, как только допускают приличия. Но Гласс не знал Кэти, он вообще ничего не знал, кроме одного — что в самом ближайшем времени он возьмет свое. «И возможно,— с грустью подумал Морган,— в этом он не
Когда позднее в тот день они сели за столик в ресторане отеля, в городке неподалеку от Согеса-Два, Адам и Андерсон испытывали радостное волнение.
— Это все потому, что в начале сезона я побывал на Юге, а тот старичок пропустил год — с легкими у него что-то неладно, и он жаловался, что Тобин облапошил его в прошлый сезон у «Агро-Упаковщиков». — Адам помолчал, ожидая, пока официант не расставит перед ними бокалы.— Ну, а коль скоро шеф особенно в этом заинтересован, я сразу навострил уши и уговорил старичка подписать показания в присутствии свидетелей и потом еще кое с кем побеседовал.— Адам ощупал карман куртки.— У меня тут четыре засвидетельствованных по всем правилам показания о том, как мистер Лопни Тобин ведет дела, а ведет он их не совсем безупречно. Мистер Тобин— малый не промах, он прочитает эти показания завтра утром, мы с ним потолкуем по душам, и он сразу выложит все, что мне потребуется.
Когда Адам и Андерсон наконец отыскали Тобина (а в по- токе сезонников даже артельщика выследить не так просто — «мы бываем повсюду, только своего места у нас нет», сказал Моргану угрюмый сборщик яблок, совсем еще мальчишка), до начала заседаний комиссии оставались считанные недели, и они опасались, что собрать достаточный материал против Поля Хинмена им уже не удастся.
— Мы установили, что Хинмен связан с «Агро-Упаковщиками»,— сказал Андерсон.— Но он попросту заявит, что ничего не знал о здешних лагерях, и выйдет сухим из воды. В лучшем случае удастся доказать, что в моральном смысле он туповат. Конечно, для политической карьеры это некоторый изъян. Однако Мэдисон-авеню поможет ему очиститься. Но вот Тобин много лет поставляет рабочие руки «Агро-Упаковщикам», а из показаний, которые собрал Адам, видно, что скверными жилищными условиями, как они ни ужасны, дело далеко не исчерпывается. Эта компания систематически обсчитывала сезонников и не мешала их обсчитывать Тобину, а это уже не просто нравственная туповатость.
— Но, может быть, Хинмен и про обсчеты ничего не знал?— заметил Морган, с неудовольствием просматривая меню. Адам предсказал правильно: Согес-Два испортил им аппетит.— Во всяком случае, он заявит, что ничего не знал, а по правде говоря, даже мне не верится, чтоб Поль Хинмен самолично имел дело с таким проходимцем, как Тобин.
Адам засмеялся.
— Проходимцы для того и нужны, чтоб люди вроде Хинмена поменьше пачкали руки.
Андерсон сделал официанту знак принести еще виски, хотя допил свой бокал только он один.
— По мнению Адама, весьма вероятно, что Хинмен в прошлом вел с Тобином какие-то дела. И если Тобин это подтвердит, то стереть такое пятно будет не по силам даже на Мэдисон-авеню.
— Да, если только он это подтвердит, — повторил Морган.— Но не спорю: кандидату в президенты не очень-то полезно слишком часто ссылаться на то, что он «этого не знал». Нацисты, которых мы судили после войны, очень налегали на такое оправдание. Кому нужен президент, который не только не приводит в порядок собственное картофельное поле, но даже не знает, что там творится?