На берегах Дуная
Шрифт:
Внезапно снова порвалась связь со штабом корпуса. Смолкли все корпусные радиостанции. Прибежал начальник связи армии и доложил, что штаб левофлангового корпуса атакован танками противника.
Дубравенко понял, что начинается самое трудное. Части будут вести бой разрозненно, ничего не зная друг о друге. Теперь вся надежда была только на создание нового рубежа обороны. Опередить противника и раньше его выйти на канал Шарвиз — этим сейчас обеспечивался успех последующих боев. Если на канале противника задержать не удастся, то он рванется к Дунаю, захватит
Дубравенко во все части, которые выходили на новый рубеж обороны, направил офицеров своего штаба и приказал им торопить командиров и помогать в организации боя. Он знал, что в штабе все сейчас сбиваются с ног, дорог каждый человек, но успех боя решался там, на канале Шарвиз, и туда начальник штаба армии бросил все, что у него было. В оперативном отделе осталось только два офицера, у разведчиков один, в отделе боевой подготовки только машинистка. Все остальные люди были на переднем крае.
Подступила ночь. Что делалось на берегах озера Балатон, никто не знал. Отрывочные радиопереговоры и наблюдения авиаторов показывали, что фашистские танки и пехота вырвались на оперативный простор. Остатки наших подразделений вели бой в окружении и по вражеским тылам пробивались к своим.
Всю ночь не утихали бои. Выброшенные на канал Шарвиз части остановили противника, но южнее их никого не было. Там противник мог беспрепятственно двигаться к дунайским берегам. К утру фашистские танки ворвались в село Дунапентеле, на правом берегу Дуная. Главная переправа армии была взорвана. Взорваны были также и все мосты на канале Шарвиз. Тылы гвардейской армии оказались под ударом танковой лавины гитлеровцев. Между ней и окруженной группировкой противника в Будапеште было пустое пространство. Советских войск на этом пространстве не было. Шестьдесят километров — и больше ничего. Бросок фашистских танковых дивизий — и они ворвутся в Будапешт.
Дорога поднималась на взгорье, пересекала заснеженную равнину и таяла в бледном тумане на горбине далекой высоты.
— Жми, жми, — торопил шофера генерал Воронков.
Машина подскакивала на выбоинах, с шипеньем резала снеговые увалы.
В голове колонны вырисовывались белые, вороные, рыжие лошади и над ними черные бурки, коричневые башлыки, бронзовые лица, кубанки.
— Казаки, — касаясь левой рукой плеча майора Толкачева, проговорил Аксенов, — кубанцы…
Впереди на рослых вороных конях ехали три всадника. Над средним раскачивалось в стороны зачехленное знамя.
За ними на белоногом вороном жеребце ехал до синевы смуглый офицер в большой черной бурке. Он равнодушно взглянул на машину и неторопливо приложил руку к папахе.
Воронков остановил машину и подозвал офицера.
Тот лениво толкнул коня, подъехал к генералу и, не сходя с седла, представился:
— Полковник Ворончук.
— Я начальник оперативного отдела гвардейской армии, — отрывисто проговорил Воронков. — Вы командир головного отряда
— Так точно. Гвардейского Краснознаменного Кубанского казачьего, — отчеканил полковник, едва заметно подрагивая плетью в руке.
— Какую имеете задачу? — сердито глядя на полковника, спросил Воронков.
Казачий офицер, видимо почувствовав недовольство генерала, резко перемахнул правой ногой, соскочил с коня и встал перед Воронковым.
— Приказано выйти в село Барачка, вперед выслать разъезды и ждать приказа командира дивизии, — ответил он тихо.
— Где командир дивизии?
— С главными силами, в десяти километрах позади.
— Почему так медленно двигаетесь?
— Только из боя, товарищ генерал. Двое суток по лесам за мелкими группами фашистов гонялись. Измотались и люди и кони. Снега кругом, сопки.
— Обстановку знаете?
— В общих чертах, товарищ генерал.
— Противник прорвал нашу оборону и развивает наступление в глубину. Вашему корпусу приказано занять оборону между озером Веленце и рекой Дунай и остановить противника. Сейчас нужно немедленно перекрыть шоссе от Секешфехервара на Будапешт. Эта задача возлагается на ваш полк. Занять села Каполнаш-Ниек, Кишвеленце, закрепиться и стоять насмерть. Левее вас займут оборону полки вашей дивизии. Правый фланг прикрывает озеро. Задача ясна?
— Так точно, товарищ генерал, — глядя на свою карту, ответил полковник.
— Через сорок минут полк должен быть на месте, через два часа доложить о готовности системы огня. Для помощи вам в организации обороны я посылаю майора Аксенова. Он хорошо знает местность и обстановку.
Генерал попрощался с командиром полка и приказал Аксенову:
— Докладывайте чаще.
— Слушаюсь, — ответил Аксенов и выпрыгнул из машины.
— Нитченко, коня и коновода! — крикнул полковник в глубину колонны.
Из строя выехал молоденький казак в лихо заломленной кубанке, ведя на поводу серого в яблоках коня.
— Вот, майор, казаком будете, — улыбался полковник, лукаво поглядывая на Аксенова.
Пытливые взгляды жгли майора. Он знал, что казаки обычно вышучивают пехотинцев за неумение обращаться с лошадью. Аксенов проверил седло, подтянул подпруги, подогнал путалища и одним махом вскочил на коня.
— Да вы молодец, — не то одобрительно, не то насмешливо проговорил полковник.
— Ротой пулеметной командовал, два года шпоры и шашку носил, — пробормотал Аксенов, разбирая поводья.
Полковник вызвал командиров эскадронов, приказал своему заместителю вести полк, а сам вместе с начальником штаба и командирами эскадронов рванулся вперед.
Аксенов скакал рядом с полковником. Дорога была свободна от встречного транспорта. Командующий, чтоб не задерживать казачий корпус, приказал перекрыть ее и запретить движение.
— Вот это Каполнаш-Ниек, — въезжая в большое, разбросанное по равнине село, сказал Аксенов.
Ворончук придержал коня, прикрывая ладонью глаза от слепящего солнца и беспокойно вглядываясь в небо.