На берегах Южного Буга. Подвиг винницкого подполья
Шрифт:
Ему удалось это сравнительно легко. Ночью, на станции, он разыскал товарный состав, следовавший с грузом в нужном направлении, в Одессу, сунул деньги проводнику, забрался в тамбур и через три часа, на рассвете, продрогший насквозь, но довольный, благополучно сошел в Жмеринке. К счастью, и Данилов оказался на месте. Это был крепкий ладный черноволосый парень лет на десять старше Игоря, тем не менее обращавшийся с ним как с равным, запанибрата. Вежливая официальность Игоря быстро слетела от этого обращения, и через час они вместе пили спирт с водой; причем Данилов, к удивлению Игоря, морщился не меньше его самого; а затем Виктор (не Виктор Васильевич, а просто
«Дельцем», которое имел в виду Данилов и которое они тогда же успешно осуществили, была очередная диверсия на железной дороге. «Сегодня ты все равно не уедешь», – сказал Игорю Виктор и был прав: после взрыва, разворотившего кусок полотна в полутора километрах от Жмеринки, как раз по направлению к Виннице, движение было приостановлено на несколько часов. Правда, на сей раз, к огорчению Данилова, механизм, сделанный им собственноручно, сработал раньше срока, и взрыв лишь повредил путь, но и это в конце концов было неплохо.
С тех пор Игорь еще два раза побывал в Жмеринке по заданию центра. Когда в последний свой приезд он узнал, что Данилов собирается переселиться в Винницу, это стало для него настоящей радостью. На обратном пути случилась неприятность: в Гнивани поезд был остановлен пограничной охраной; Игоря и еще нескольких «зайцев» высадили, повели куда-то под конвоем; пришлось бежать, вдогонку стреляли, еле уцелел. Но даже этот инцидент не испортил его праздничного настроения. А он и не знал до сих пор, что уже так привязан к Виктору Данилову!
Ляля Ратушная была четвертым человеком, знавшим о подлинной жизни Игоря. Он долго колебался, прежде чем решился заговорить с ней откровенно. Что же насторожило его в этой веселой, разбитной девчонке, когда они случайно встретились и разговорились на улице у библиотеки? Веселость, общительность? Но веселой была и Валя Любимова, а общительнее человека, чем Данилов, трудно было найти. Беспечность? Но разве не казались беспечными и тот же Данилов и даже Иван Бутенко? Однако при всей беспечности Виктор был «себе на уме», когда дело касалось интересов подполья. Случайно ли, что Игорь так и не узнал ни одного человека из его группы? И это при их пылкой дружбе!..
Легкомыслие – вот что, скорее всего, почувствовал Игорь в затеянном Лялей разговоре. Человек зрелый, отдающий себе отчет в том, что он делает, не стал бы на улице, при первой же встрече, болтать о таких серьезных вещах. И с кем! Со знакомым, которого бог весть сколько времени не видел, не знает, что с ним, можно ли ему верить. Нет, ни Данилов, ни Бутенко, ни Валя, не говоря уж о самом Игоре, ни за что не позволили бы себе такого шага, что бы там ни подсказывала им интуиция. Вообще, в интуицию Игорь мало верил.
Тем не менее, наверно, именно интуиция – иначе это трудно объяснить – взяла в нем верх над всем остальным, когда он все же решился привлечь Лялю Ратушную к делам подполья и – как всегда, через Валю – доложил о ней руководству. Ответ последовал на другой же день: если веришь, если ручаешься – привлекай; дай пробное задание, познакомь с Бутенко – пусть и он скажет свое мнение; больше ни с кем знакомить не надо. Так решилась судьба Ляли. Иван высказался «за»: ему она понравилась
Тот, кого Игорь числил пятым в своем списке, должен был бы по справедливости считаться первым, если бы не то, что они виделись всего один раз и мало знали друг друга. Пятый по степени знакомства, этот человек был первый по своей значимости, по той роли, которую он играл в жизни подполья, в жизни многих людей, в том числе и самого Игоря.
Их первая и пока что единственная встреча произошла в тот самый день 14 июля, когда Игорь собирался эвакуироваться и пришел прощаться к Вале Любимовой. К его крайнему удивлению, в библиотеке не было никаких признаков поспешной эвакуации. В городе закрывались учреждения и магазины, вывозилось все, что только можно было увезти; в самом дворе библиотеки шла такая же быстрая и молчаливая работа: снимали с пьедестала бюст Коцюбинского, упаковывали ящики с ценностями дома-музея. А здесь все оставалось неизменным. Валя и Наташа Медведь неторопливо возились в хранилище: одна стояла на лестнице, другая принимала у нее и складывала тут же, на полку, какие-то книги. «Кое-что припрятать хотим до лучших времен», – пояснила Наташа. В это время в хранилище вошел незнакомый человек: высокий, черноволосый, бледный, на вид лет сорока. Он появился не из комнаты абонемента, а из второй, служебной двери, которая вела во внутренние комнаты библиотеки. «Девушки, а вы про каталоги не забыли?» – спросил он и, получив утвердительный ответ, удалился. «Наш новый директор, – сказала Валя, встретив удивленный взгляд Игоря. – Книги-то мы прячем, надо, чтоб в каталогах следов не осталось. Понял?»
Нет, он ничего не понимал. Новый директор – сейчас?..
Спустя полчаса, беседуя с Валей на скамейке в садике, Игорь начал догадываться о смысле столь странного назначения, а еще через час он сидел в тесном директорском кабинете и, волнуясь, как на экзамене, отвечал на вопросы, которые ему там задавались. Да, он комсомолец, был секретарем комитета в школе. Вот комсомольский билет… Почему не в армии? Глаза. Да, решили с матерью эвакуироваться. Что намерен делать в эвакуации? Поступить рабочим на военный завод. Давно ли знаком с Валей Любимовой? Давно. Года три, пожалуй. Многие ли из школьных товарищей остаются в Виннице? Нет, большинство в армии, остальные, наверно, тоже эвакуируются. Что он думает о ходе войны, о ее сроках? Едва ли немцы протянут больше года: сила на нашей стороне. А если все-таки протянут? Не год, а два, три – что тогда?..
На этот последний вопрос Игорь не смог ответить. Он просто не допускал мысли, что война может так долго продлиться. Черные блестящие глаза собеседника смотрели на него с пристальным интересом. Новый директор был, конечно, старше, чем показался с первого взгляда: в его густых черных волосах виднелась седина, от глаз к вискам, совсем серебристым, тянулись мелкие дорожки морщин.
– Вы много читаете? – спросил он вдруг.
– Читаю, – неопределенно сказал Игорь.
– А какие книги самые любимые?
Этот вопрос почему-то окончательно смутил Игоря. Он снова что-то промямлил в ответ, но на этот раз директор был неумолим.
– Вы не торопитесь, подумайте. Я понимаю: любимых книг много, трудно выделить две или три. Да и к тому же у каждого из нас бывают периоды увлечений. Год назад я, например, зачитывался Тургеневым, а сейчас как-то охладел понемногу, другое появилось.
– Вот, вот, – обрадовался Игорь. – У меня как раз периодами и бывает. Последнее время, – признался он, – Герцена особенно полюбил – «Былое и думы». Это можно по многу раз читать…